Белее снега, слаще сахара...

— Счастливого нового года, госпожа Лейтери! — попрощалась со мной принцесса. — Счастливого Рождества!

Возчик взмахнул кнутом, и снег заскрипел под полозьями саней, уносивших Мейери Цауберин к прежней жизни, где её ждали сахар, орехи, мука и самая настоящая мука.

51

Всю субботу Арнем гудел, как пчелиный улей — и только о том, что пропало кольцо Прекрасной Ленеке. Мои девушки-помощницы, набивавшие марципан по фигурным формочкам, выдвигали сотни и тысячи предположений, кто мог украсть фамильное сокровище Бармстейдов, а я старалась даже не думать о том, что произойдет завтра.

Как говорила моя покойная матушка: делай, что должен, и пусть будет, что будет.

Я должна была приготовить лучшие сладости к королевской свадьбе — и готовила. А на ком там женится его величество Иоганнес — на Клерхен, баронессе ведьме или снежной королеве — его дело.

Я ждала, что служанки принцессы придут за бальным нарядом, и даже не заперла двери, когда вечером мои помощницы ушли, пожелав мне спокойной ночи и — заранее — счастья в браке.

Звякнул колокольчик, и я, не оглядываясь, указала в угол:

— Корзины там.

— Может, хоть посмотришь на меня? — раздался голос короля. — Я к тебе пришел, а не к корзинам.

Я не смогла справиться ни с собственным дрогнувшим сердцем, ни с дрогнувшими руками — и уронила форму, которую только что вымыла и вытерла до зеркального блеска. Форма грохнулась на стол, и один из прекрасных сырных пирогов — высокий и нежный, заколыхался, грозя скатиться по решетке.

Спасая его, я выгадала несколько минут, чтобы прийти в себя, и только потом оглянулась.

Король опять был наряжен в треух и волчий полушубок, но из рукава торчала кружевная манжета.

— Добрый вечер, ваше величество, — сказала я, стараясь держаться невозмутимо. — Зачем вы хотели меня видеть? Смею заверить, что все сладости будут готовы точно в срок. К вашей свадьбе.

— Кольцо не нашлось — какая свадьба? — он махнул рукой, оглядев стройные ряды булочек, присыпанных сахарной пудрой. — А вот твоя свадьба с мельником меня очень беспокоит. И совсем не устраивает.

— Что поделать? — ответила я философски. — Все мы чем-то недовольны в этом мире.

— Мейери… — он шагнул ко мне, и я оказалась в его объятиях быстрее, чем успела моргнуть. — Не выходи за мельника? Просто не выходи.

Я снова утонула в синих глазах и позволила себе прикоснуться к нему — откинула со лба прядку, погладила по щеке.

— Прости, но я не могу бросить мастера в беде. Не имею права его бросить. Пойми, Иоганнес.

— Мы что-нибудь придумаем, обещаю.

Но я не поверила.

— Жалкая отговорка. Что ты сможешь сделать против ведьм? Найдешь за ночь мага, который разрушит их чары?

Король промолчал, опустив глаза.

— То-то и оно, — сказала я. — Защити хотя бы себя и сестру. О большем я не прошу.

— Значит, вот какого ты обо мне мнения, — произнес он после долгого молчания и отпустил меня, отойдя к печи.

— А какого еще? — спросила я, запрещая себе даже думать, какой у него красивый мужественный профиль, и какие алые, горячие губы. — Ты готов был надеть кольцо на палец Клерхен после того, что я рассказала. А ведь говорил, что поверил мне.

— Надеть кольцо — еще не значит жениться, — возразил он с таким пренебрежением, что мгновенно вывел меня из себя.

— Не обманывай себя, Иоганнес! — повысила я голос. — Сначала надел бы кольцо, а потом и корону!

— А чего ты ждала от меня? — в то время как я горячилась всё больше, король оставался холоден, и с каждой секундой взгляд синих глаз становился всё холоднее. — Чтобы я вышел перед гостями на балу, перед всеми этими чистопородными графами и князьями, и объявил, что не стану жениться на Клерхен, нарушу свое королевское слово, потому что баронесса — ведьма, превратила лавочника в орех, а кондитершу заставляет выйти замуж за мельника? После этого Дворянскому Собранию даже мятеж не понадобился бы. Меня просто признали бы сумасшедшим и отстранили от власти в два счета. А обручение — это не женитьба. Так я потянул бы время. Но кольцо пропало очень вовремя…

— Кольцо оказалось смелее тебя! Но не в этом дело!

— А в чем же? — осведомился он ледяным тоном.

— В том, что я тебе не пара, Иоганнес Бармстейд, — я произнесла эти слова и сердце будто сдавили в жестоком кулаке. — Хоть я стану трижды красавицей, умницей и буду плясать «тамбурин» лучше всех принцесс вместе взятых, для всех я всё равно буду лавочницей.

— Не для меня, — произнес он безо всякого выражения.

— И для тебя. И ты сам это прекрасно понимаешь.

Он некоторое время молчал, потом кивнул, что-то для себя уясняя.

— Хорошо, не стану больше тебя переубеждать, — он еще раз окинул взглядом сахарные булочки, белоснежных «Девочек из Арнема», политые глазурью миндальные пирожные, и усмехнулся. — Всё белое — белее и быть не может. Ругаешься, что я не поставил на место Клерхен, а сама стряпаешь то, что она велела. Ведь любовь может быть только белой и сладкой. Так, Мейери? Белой, сладкой и нежной?

Я промолчала, потому что не знала, что он хочет услышать от меня, и к чему эти разговоры про пирожные.