Лишь только спускались сумерки, как на тыловой линии, там и сям появлялись согнутые фигуры безоружных солдат. Шрапнели неприятеля низко рвались в темнеющем небе, и уже виден был яркий желтый огонь их разрывов, бухали, взрывались тяжелые и легкие гранаты, и в темноте их черный дым вставал еще грознее и раскаленнее; светясь, летели красно-огненные осколки. Казалось, ничего живого не могло быть там, где едва намечалась клокочущая ружейным и пулеметным огнем линия окопов.
По полю перебегали, шли, крались, припадали к земле и снова шли люди. Это денщики несли своим офицерам в окопы, кто теплое одеяло, чтобы было чем укрыться в холодном окопе, кто тщательно завернутый в полотенце чайник с горячим чаем, кто хлеб, кто портсигар с папиросами. Им это строго запрещали их же офицеры. Но они не слушали запрещений, потому что видели в этом свой долг, а долг для них был выше жизни. Они помнили, как провожали их матери и жены этих офицеров и говорили им:
– Смотри, Степан, береги его. Помни, что он один у меня, единственный, позаботься о нем.
– Не извольте сумлеваться, барыня, сам не доем, не досплю, а о их благородии позабочусь.
– Иван, – говорила молодая женщина с заплаканными глазами. – Иван, сохрани мне моего мужа. Ты же знаешь, как я его люблю.
В эти страшные часы расставания, когда полк уже ушел на плац строиться, и денщики торопились собрать вещи, чтобы везти их на вокзал, матери и жены становились близкими и родными всем этим Иванам и Степанам и в них видели последнюю надежду. Денщики отыскивали своих раненых офицеров, выносили тела убитых, бережно везли их домой к родным.
– Куда вы, черти, лешие? Убьют ведь, – кричали им из окопов.
– А что-ж, робя, я так что ль своего ротного брошу? Мы его, как родного отца чтим, и чтобы не вынести?
– Убьют.
– Ну и пущай, я долг свой сполню.
И выносили оттуда, откуда нельзя было, казалось, вынести. Помню: двое суток сидел я с Донской бригадой своей дивизии в только что занятых нами немецких окопах у Рудки-Червище, на реке Стоходе. Это было в августе 1916 г. Противник засыпал все кругом тяжелыми снарядами, подходы к мосту простреливались ружейным огнем. Оренбургские казачьи батареи принуждены были выкопать в крутом берегу окопы для орудийных лошадей. Между нами и тылом легло пространство, где нельзя было ходить.
Смеркалось. Пустые избы деревни, вытянувшиеся улицей, четко рисовались в холодеющем небе. И вдруг на улице показалась невысокая фигура человека, спокойно и бесстрашно шедшего мимо домов, мимо раздутых трупов лошадей, мимо воронок от снарядов, наполненных грязной водой. Мы из окопа наблюдали за ним.
– А ведь это ваш Попов,
– сказал мне Начальник Штаба, полковник Денисов.– Попов и есть, – подтвердил старший адъютант. Попов шел, не торопясь, точно рисуясь бесстрашием. В обеих руках он нес какой-то большой тяжелый сверток. Весь наш боевой участок заинтересовался этим человеком. Снаряды рвались спереди, сзади, с боков, он не прибавлял шага. Он шел, бережно неся что-то хрупкое и тяжелое.
Спокойно дошел он до входа в окопы, спустился по земляным ступеням и предстал перед нами в большом блиндаже, накрытом тяжелым накатником.
– Ужинать, Ваше Превосходительство, принес, – сказал он, ставя перед нами корзину с посудой, чайниками, хлебом и мясом. – Чай за два дня-то проголодались!..
– Кто же пустил тебя!
– И то, на батарее не пускали. Да как же можно так, без еды! И письмо от генеральши пришло, и посылка, я все доставил.
Этот Попов
… Но не будем говорить об этом. Этот Попов тогда, когда он служил в Русской Императорской Армии, даже и не понимал того, что он совершил подвиг Христианской любви и долга!А был он сам – богатый человек, с детства избалованный, коннозаводчик и сын зажиточного торгового казака Богаевской станицы Войска Донского".
После Февральской революции 1917 г. в войсках развернулось повсеместное создание солдатских комитетов и началась демократизация армии. Стали открыто высказываться требования прекратить войну.
Временное правительство и генералитет, видя невозможность остановить распространение солдатских комитетов, стремились подчинить их своему контролю. Приказом Верховного Главнокомандующего генерала М.В.Алексеева
от 30 марта 1917 г. было введено «Временное положение об организации чинов действующей армии и флота», которое устанавливало обязательность создания солдатских комитетов во всех подразделениях и частях и закрепляло в солдатских комитетах всех степеней за офицерами одну треть мест. Была предпринята попытка направить деятельность солдатских комитетов на урегулирование недоразумений между солдатами и офицерами. «Временное положение» ограничивало сферу деятельности солдатских комитетов решением хозяйственных, бытовых вопросов и культурно-просветительской работой.Однако солдатские комитеты стали составной частью системы Советов рабочих и солдатских депутатов и были втянуты в политическую борьбу. Началась активная фаза разложения русской армии.