Бельгийский лабиринт

Ядро либеральной партии состояло из доктринеров, то есть консерваторов, но в течение XIX века партия привлекла множество прогрессивных политиков. Связующим звеном обеих группировок была оппозиция по отношению к ничего не признающей и безнадежно устаревшей диктатуре церкви в общественной жизни. Либеральная партия сохраняла свое влияние, пока избирательное право оставалось привилегией обеспеченных слоев и знати. В период с 1847 по 1884 год, более 25 лет, либералы стояли у власти одни. Потом вперед вышли гомогенные католические кабинеты. После первых выборов на основе всеобщего избирательного права для мужчин (1894) у либералов не осталось никаких видов на победу. Либерализм был преимущественно городским феноменом, но в сельской местности зачастую жил либеральный пивовар, доктор или нотариус, который дул в либеральную дуду назло католикам.

Антиклерикализм был чисто латинской чертой бельгийских либералов. Они не то чтобы взяли пример с французов — в 1846 году они были достаточно интеллигентны и динамичны, чтобы самим соображать, что к чему, но потом, после 1870 года они перешли в учение к бумагомаракам Третьей республики. Только в 60-е годы ХХ столетия они сбросили с себя антиклерикальные одежды, когда была основана Партия свободы и прогресса (ПВВ) по инициативе Омера Ванауденхове, министра и владельца обувной фабрики в брабантском городке Дист. Они расклеивали плакаты, которые должны были убедить благочестивого, но колеблющегося избирателя, что в следующее воскресенье после мессы он должен с чистой совестью проголосовать за либералов.

Секуляристский элемент (а значит, и масоны) с течением лет все больше терял свое значение. Ведущий либеральный политик Верховстадт считал секуляризм и католичество политически малозначащими категориями. У либералов, как и по всей Европе, были другие заботы: экономический рост, приватизация, низкие налоги. В последнее время наши либералы потратили много сил ради продвижения современной, нетрадиционной политической проблематики, как то эвтаназия и однополые браки. В этих последних областях бельгийское законодательство самое толерантное в мире.

Второй элемент, насколько я знаю, не встретишь нигде, разве только в Швейцарии. В Бельгии существует социальный либерализм, в сочетании с либеральными больничными фондами и особенно с таким своеобразным явлением, как либеральный профсоюз. Всеобщий центр либеральных профсоюзов Бельгии имеет аппарат из нескольких сотен тысяч сотрудников, а поскольку он много меньше «красного» или католического профсоюза, его забастовки часто отличаются большей радикальностью.

Между прочим, в Бельгии есть две либеральные партии. Дело тут не в идеологии, а в языке. В 70-е годы все партии раскололись надвое по языковой границе. Кроме того, с началом нового столетия они принялись усердно избавляться от старых названий. Фламандские либералы опередили остальных на несколько лет. Уже в 1993 году они преобразовались во «Фламандских либералов и демократов», с привеском: «Партия гражданина». Потом она станет «Открытой ФЛД». Партия использовала любую подвернувшуюся возможность затащить в свои ряды политиков из других партий, например фламандских националистов и даже одного социалиста. Франкоязычные либералы меняли свое название регулярно. Пару лет назад заглавное «Л» исчезло, партия стала называться Mouvement Reformateur («Движение за реформы») и мобилизовала в свои ряды крайних антифламандских членов Демократического фронта франкофонов, а также нескольких христианских демократов. Валлонских либералов сжигает амбиция создать широкую партию народа, более сильную и многочисленную, чем социалисты. Пока что успеха они не достигли. Во всяком случае, обе партии не изменили своего цвета и остались синими.

Бельгийский социализм родился не в каменноугольных шахтах Боринажа, не в сталелитейных заводах Льежа, а в прядильных и ткацких цехах старого фламандского текстильного города Гента. В 1857 году здесь было основано Братское сообщество ткачей Гента. Прядильщики называли себя Страждущими братьями и в этом были тысячу раз правы. Существовали тщедушные кассы взаимопомощи, собиравшие гроши с пролетариев, на чьих знаменах стояли слова «Бог и закон». Вряд ли эти в доску честные члены самых первых рабочих объединений знали слово «социализм». Большинство из них было попросту неграмотно. К примеру, нам доподлинно известно, что один из лидеров, Франсис Билен по прозвищу Крючконос, одаренный оратор, тоже не умел читать.