Бельгийский лабиринт

Фландрия была тогда преимущественно сельскохозяйственной страной, это положение изменится лишь в 1945 году. Социализм мог пустить корни только в городских центрах, таких как Гент, Антверпен, Лёвен и еще несколько других, в районе Рюпеля с его кирпичными заводами или в Менене на французской границе. Довольно долгое время бельгийский социализм был синонимом валлонского социализма. Валлония — один из старейших промышленных регионов Европы. Среди дымящих, грохочущих, огнедышащих фабрик и заводов Валлонии в 1886 году погибли 24 человека, когда голодные трудяги вышли на улицу с требованием работы, хлеба и всеобщего избирательного права. В 1894 году все мужчины могли наконец голосовать согласно крайне запутанной системе, по которой люди с дипломами или приличным состоянием получали два или даже три голоса. Бельгийская партия членов профсоюзов получила места в валлонских местных органах. Даже большой гентский демагог Эдье Анселе был избран в Льеже.

Последствия этого для Фландрии и фламандцев трудно переоценить. Для эмансипации фламандского народа социализм ничего не значил: во Фландрии жили крестьяне, во Фландрии хозяином был пастор. Социализм был движением промышленных рабочих и очень скоро перенял антиклерикальные требования радикальных либералов. В 1868 году Братство ткачей Гента сменило свой регламент. Согласно новой статье 33 каждый год они устраивали бал. Раньше они ходили на мессу.

Затем Фламандское движение за эмансипацию очень быстро пошло в клерикальном направлении, а позже, в 30-е годы ХХ века, даже съехало в авторитарный фарватер. Фламандский социализм не мог этому противостоять, он был слишком слаб. Только в конце ХХ века фламандский социализм преодолеет свою затаенную, глубоко укоренившуюся неприязнь ко всему, что пахнет католицизмом, причем на удивление легче всего в традиционно самой католической провинции Лимбург.

Раньше, чем в других странах Европы, социализм в Бельгии стал массовым, динамичным и эффективным конгломератом организаций: партия, профсоюз, кооперативы, больничные фонды разрослись еще перед Первой мировой войной в настоящую вертикаль. Очень скоро бельгийский социализм начал строить дворцы для рабочих. У лидеров были деньги и авангардистские вкусы. Они делали заказы лучшим архитекторам на строительство народных и ночлежных домов. Они обращались к архитекторам в масонских ложах, где с XIX века стали собираться либералы и социалисты. Там они объединялись для общей борьбы против всесилия католической церкви. Народный дом в Брюсселе стал известен на весь мир как грустный пример социалистической культуры и ее упадка. Выстроенный в 1895 году под влиянием старого «красного» патрона Эмиля Вандервельде по планам виднейшего архитектора ар-нуво Виктора Орта, он был снесен в 1965 году, несмотря на громкие протесты мировой общественности. Нувориши-бонзы воздвигли на его месте уродливую башню, памятник своего безвкусия, мании величия и недальновидности. Зато в Генте еще и сегодня можно выпить чашку кофе в роскошном здании «Вперед». Теперь это центр искусств. В театре ставят авангардистские спектакли, здесь есть джаз, радио; танцы проходят на международном уровне.

Социализм был вначале общественным движением. Кооперативов больше нет. Есть молодежное движение «Красные соколы», есть «Устремленные вперед женщины», но они не выдерживают сравнения с массовостью христианского движения. За пределами Бельгии мало кому известно, что социализм здесь по-прежнему является массовым движением. Это достигнуто в первую очередь благодаря Всеобщей федерации труда (АБВВ). В ней более миллиона членов и при этом она не самая крупная в стране.

Вопреки навязчивому предубеждению АБВВ не является «валлонским бастионом». В ней примерно поровну членов из Фландрии и Валлонии. Перед Второй мировой войной вступить в нее можно было только через Партию труда. Это в прошлом. АБВВ, какой мы ее знаем, возникла после освобождения от слияния старого влиятельного социал-демократического профсоюза с другими движениями, коммунистическими боевыми комитетами, особенно активно показавшими себя в рядах Сопротивления, а также примкнувшими к ним анархо-синдикалистами. Исключительная связь с социалистической партией утратила свое значение. Но начиная с 1947 года коммунистов стали безжалостно вычищать с руководящих позиций. Я знал одну старую, очень дельную секретаршу из провинциального управления в Брюсселе, она была худой как щепка. За ее спиной шептались, что раньше она была коммунисткой. В 1948 году секретарь профсоюза сказала ей: «Или ты вступаешь в соцпартию, или я вышвырну тебя за дверь».