Белградское трио

Тогда Драгица попыталась передать тетрадь семье Веры. К тому времени, когда Драгица после пяти лет и двух месяцев, проведенных в «Рамском болоте» и на Свети-Гргуре, была выпущена на свободу, мать Веры уже скончалась, а Верин брат, Душан, к изумлению Драгицы не захотел из ее рук принять наследие своей сестры. Более того, он прямо у нее перед носом захлопнул дверь.

Что касается дочки Веры и Борислава, то Драгица установила, что Мила в 1968 году сразу после вступления в какую-то кришнаитскую коммуну просто исчезла. Напрасно Драгица через Красный крест и наше посольство в Нью-Дели пыталась найти ее следы: девушку как сдуло с лица земли, словно ее никогда и не было.

Так что, прочитав мое интервью, Драгица решила передать дневник мне. Здоровье ее пошатнулось, и она боялась, что тетрадь затеряется среди вещей, которые останутся после ее смерти. Освободившись из лагеря, она не вышла замуж, а так как у нее не было в живых никого из родственников или близких друзей, решила, что я вполне подходящая персона, которой может быть передан Верин дневник. И действительно, вскоре после нашей встречи Драгица умерла. О ее смерти я узнал случайно, через два или три года, в разговоре с одним из бывших заключенных Голи-Отока.

Да, вы гадаете, как мой визит к этой женщине и тетрадка, которую она мне тогда отдала, заставили меня изучать всю эту историю. Прежде всего, нужно было поговорить с оставшимися в живых жертвами эпопеи Голи-Отока. Большинство выживших были уже очень старыми и больными людьми; почти ежедневно кто-то из них умирал. Тем не менее мне удалось наряду с потрясающими устными свидетельствами получить и несколько документов, которые я считаю драгоценными.

Затем я бросился рыться в архивах тайной полиции, которые в конце прошлого и в начале этого века весьма стыдливо и крайне ограниченно появлялись на свет дня. Тем не менее самую большую помощь я получил от майора УДБ на пенсии – Л. Дж. Он одно время работал в центральном отделе на Обиличевом венце, потом был переведен на Голи-Оток, а закончил свою карьеру в архиве Госбезопасности. По некоторым причинам, предположительно личным, он заботливо собирал документы, связанные с Информбюро, и переносил их в подвал своего дома, где хранил их спрятанными за одним из старых шкафов.

По стечению обстоятельств мы с ним познакомились в буфете театра «Ателье 212», в котором я часто бывал по делам. После ухода на пенсию он нередко заходил в эту задымленную берлогу, так как жил неподалеку, а возможно и из-за какой-то странной связи, существующей между полицейскими и людьми мира искусств, которая, впрочем, неоднократно отмечена в литературе. После нескольких рюмок крепкого напитка я, не зная, что он полицейский, доверился ему и рассказал, что фанатично собираю материал о Голи-Отоке. Он пригласил меня к себе домой, мы спустились в его подвал, и там он передал мне большинство бумаг, которые я вам сейчас предъявляю.

Осталось еще собрать материал, связанный с пребыванием Лоренса Даррелла в Югославии. Кроме шпионского романа «Белые орлы над Сербией», весьма сомнительного литературного качества, который Даррелл написал, видимо, ради денег и в котором главный герой – это явно его alter ego, ходили еще слухи, будто автор «Александрийского квартета» занимался и шпионажем. Поскольку я, естественно, не имел доступа к архиву британской секретной службы, мне пришлось реконструировать его беседы и шифрованную переписку с СИС при участии друзей из Англии, которые непосредственно или опосредствованно были знакомы с коллегами Лоренса. Думаю, что моя реконструкция тех документов довольно близка к оригиналам и ее можно считать достоверной.

Есть еще одна деталь, достойная упоминания. Мой отец, в то время известный актер, в 1960 году отправился в Англию, чтобы сделать какую-то сложную пластическую операцию лица. Время своего выздоровления он использовал, чтобы познакомиться с Лондоном, и часто слонялся по Пикадилли и ее окрестностям. Однажды перед книжным магазином «Хэтчерд» он увидел длинную очередь и понял, что речь идет о презентации новой книги. Ввиду того, что Лоренс Даррелл, автор книги «Клеа», которая с остальными тремя частями («Жюстин», «Балтазар» и «Маунтолив») составляла последний том тетралогии «Александрийский квартет», лично присутствовал и подписывал книги, мой отец встал в очередь. Оказавшись уже близко к писателю, он услышал, что какой-то человек перед ним обратился к Дарреллу на сербохорватском языке.