Джеймс был настроен побаловать сына. Предыдущие несколько месяцев выдались тревожными и неприятными, и ему не терпелось вновь навести мосты и развеять напряженную атмосферу, в которой они некоторое время существовали. Но сегодня вряд ли получится достичь этой цели, учитывая то, что ему придется сказать.
– Превосходно! – ответил Оливер, садясь и потирая руки.
Джеймс видел, что сын излучает оптимизм и уверенность, и прекрасно понимал, в чем причина. Тем не менее он не торопился начинать разговор.
Они взяли меню.
– Где ты был сегодня утром? – спросил отец.
– Катался верхом, – ответил Оливер. – День был великолепный, и Роттен-роу в Гайд-парке оказалась переполнена, но этот новый мерин очень меня радует.
– Я думал увидеть тебя на встрече на Грейс-Инн-роуд.
– На какой еще встрече? – Оливер прищурился, вчитываясь в меню. – А что такое «хоггет»?
– Старше, чем ягненок, но моложе, чем баран. – Джеймс чуть слышно вздохнул. – Мы обсуждали этапы застройки нового участка. Тебе разве не говорили, что планируется встреча?
– Может, и говорили. – Оливер подозвал официанта. – Закажем что-нибудь выпить?
Джеймс смотрел на Оливера, пока тот заказывал бутылку шабли для начала, а потом еще бутылку кларета. Почему сын постоянно его огорчает? Джеймсу удалось заполучить для него место в одной из самых перспективных компаний страны, а мальчик не проявляет даже малой толики интереса. Безусловно, в данный момент строительство находится не на самой увлекательной стадии – осушение обширных заболоченных участков в Ист-Энде, – но не это главное. Беда в том, что Оливер не понимает: достичь чего-либо в этом мире можно только упорным трудом. Жизнь как череда сиюминутных удовольствий еще никому не приносила удовлетворения. Надо обязательно вкладывать усилия – в собственную жизнь и в себя самого.
Узнай Тренчард-младший, о чем думает его отец, он бы наверняка обиделся. Он был готов прикладывать усилия, просто его не привлекала та жизнь, что придумал для него отец. Оливер предпочел бы поселиться в Гленвилле, а на светский сезон приезжать в Лондон. Ему хотелось заниматься хозяйством, и разговаривать с арендаторами, и занимать в графстве видное положение. Ну и что здесь плохого? Разве это позорно? Нет. Просто отец не желал принимать систему ценностей, отличную от его собственной. Так заявил бы Оливер, и справедливости ради надо сказать, что в этом была своя доля правды. Но сейчас, когда они сидели в клубе с бокалами вина в руках, оба знали, что над ними витает тень Чарльза Поупа, что он незримо присутствует на встрече отца и сына, стоит за их стульями, и что рано или поздно разговор неизбежно должен будет переключиться на него. Первым не выдержал Оливер.
– Ну как, ты легко расстался с мистером Поупом? – спросил он, разрезая мясо.
– Что ты имеешь в виду?
– А как ты думаешь? Ты же всегда был поборником того, что дела следует вести честно. Только не говори мне, что снижаешь критерии.
– Да, я оставил деньги в компании мистера Поупа, – осторожно произнес Джеймс. – И по-прежнему считаю, что это выгодное вложение.
Оливер подался вперед.
– А как же письма, которые я тебе привез? – Его голос стал тише и агрессивнее. – Ты сам сказал, что предъявил их Поупу и он ничего не отрицал.
– Верно.
Джеймс заказал куропатку и уже пожалел об этом.
– И что дальше?
Тренчард-старший заговорил медленно и ровно. Если бы ему пришлось усмирять дикое животное, и то его голос не мог бы звучать более размеренно.
– Мне показалось, что все это не совсем… верно.
– Не понимаю. – Оливер поджал губы. – Ты хочешь сказать, что это ложь? В таком случае получается, что я лжец? Так?
– Нет, – сказал Джеймс, пытаясь успокоить сына. – Никто не солгал. Или, по крайней мере, не ты…
– Если бы люди, которые написали эти письма, сказали неправду, Поуп бы все отрицал.
– Я бы не был столь уверен. И, кроме того, когда занимаешься коммерцией…
Оливер поморщился. Почему отец никак не хочет забыть свое торгашеское прошлое и двигаться дальше? Неужели это так сложно?
– Когда занимаешься коммерцией, – твердо и с нажимом повторил отец, – начинаешь чувствовать людей. Чарльз Поуп не стал бы обманывать таможенников. Это не в его натуре.
– Так в чем тогда дело: почему Поуп ничего не отрицал? – Оливер скомкал салфетку.
– Не повышай голос. – Джеймс огляделся. Несколько человек, обедавших в зале, начали бросать взгляды в их сторону.
– Мне еще раз спросить? – громче прежнего поинтересовался Оливер. И специально швырнул на тарелку нож и вилку, стараясь произвести как можно больше шума.
Джеймсу уже не нужно было озираться, он и так чувствовал, что весь обеденный зал наблюдает за этим спектаклем, который впоследствии станет в библиотеке предметом оживленных разговоров. Именно этого он как раз и хотел избежать.
– Ну хорошо. Если настаиваешь, отвечу. Я считаю, что Чарльз Поуп не хотел становиться причиной ссоры отца и сына. Он не стал оправдываться, потому что не пожелал вставать между нами.