Пустырь на пересечении Профсоюзной улицы и улицы Островитянова, где проходила «бульдозерная выставка», – исключительно важное место для сохранения исторической памяти города. Именно здесь художники, притесняемые властями, развернули свое скромное сражение с тоталитарной системой и – в известном смысле – одержали в нем победу. Однако для меня место, где состоялась «бульдозерная выставка», не просто достойно мемориальной таблички или памятника. На несколько часов, которые эта выставка продолжалась, Беляево стало местом символического пересечения двух политических проектов Хрущева. Каждый из них имел совершенно непредсказуемые последствия – для искусства, архитектуры, для городского планирования и, наконец, для повседневной жизни. В результате жилищной политики Хрущева мы получили городское пространство с совершенно новой текстурой – в нем много пустот, пустырей, бесконечных никому не подконтрольных территорий. Они с легкостью принимают на себя функции выставочного пространства, но могут служить и любым другим целям. В свою очередь политика Хрущева в художественной сфере спровоцировала бунт художников, которые среагировали и на это пространство, и на политический контекст именно посредством искусства – мощно и решительно.
Таким образом, Беляево – пространство, в котором нематериальные эффекты культурной политики Хрущева соединились с результатами его политики в архитектурной сфере, – становится памятником, который напоминает и будет напоминать нам о том, как идеология вторгается в жизнь человека. Еще раз подчеркнем, что и материальное, и нематериальное является в этом случае порождением одной тоталитарной политической воли. Для меня же все это служит доказательством того, что микрорайон – это набор строений, а комплексное, многомерное пространство, где за кажущейся простотой архитектуры скрывается некая сложная, наполненная самыми разными деталями история.
Благодаря «бульдозерной выставке» я понял, что незримое культурное наследие Беляева – это ключ к созданию той методики, которая может использоваться для сохранения подобных районов.3. Дмитрий Александрович Пригов – герцог Беляевский
Беляево попало в поле моего зрения лишь потому, что неофициальные художники наспех выбрали его для проведения своей выставки. И сразу в моей голове стало появляться множество разных вопросов. Было ли само это культурное событие случайностью? Был ли всплеск недовольства и неповиновения, который произошел в Беляеве, единичным – или таких выступлений здесь было много? и наконец, может быть, это место обладало каким-то особым потенциалом, представляло для художников особый интерес?
Изучив хронику художественной жизни начиная с 1960-х годов, когда этот район строился, и заканчивая сегодняшним днем, я убедился, что многие художники действительно были связаны с Беляевом.
Однако самым важным обитателем Беляева был для меня Дмитрий Александрович Пригов – поэт, художник, скульптор, один из основателей и наиболее известных представителей московского концептуализма. В тексте «Беляево 99 и навсегда», написанном уже в 1990-е годы, он перечисляет тех, кто когда-то жил здесь, но потом уехал. В своей характерной манере Пригов ставит в один ряд реальных людей и выдуманных персонажей и путает читателя, смешивая факты с вымыслом и включая в свой перечень и тех, кто явно не имел к Беляеву никого отношения: «…Аверинцев, пока не съехал в Вену, Гройс, пока не съехал в Кельн, Парщиков, пока в тот же Кельн не съехал, Ерофеев, пока не съехал под руку центральных властей на Плющиху. Съехал отсюда и Попов. И Янкилевский, но в Париж. И Ростропович, и Рушди. Но еще живут Кибиров и Сорокин. Но съехали Кабаков с Булатовым. Но еще живут Инсайтбаталло и Стайнломато. Но съехали Шнитке, Пярт и Кончелли». Так Беляево превращается в настоящее мифологическое урочище, особую культурную зону. Но почему?