Белиал. Проклятая душа

Господи боже, я же с самого начала знал, что Кассия, как никто другой, умела получать удовольствие и ценить прекрасное в жизни. Но увлеченность, с которой она сейчас наслаждалась моим вкусом, наполняла и возбуждала меня на стольких уровнях, что чуть не свела с ума. С одной стороны, мне пришлось вцепиться пальцами в подлокотники, чтобы сдержать слово и не поддаться порыву покататься вместе с ней в жидком шоколаде. А с другой стороны, меня захлестнула волна удовлетворения. Сидеть здесь, рядом с Кассией, доставлять ей удовольствие, дарить покой и знать, что мои действия ей помогали, все это делало настоящий момент совершенным.

Поэтому сложно сказать, испытал ли я разочарование или облегчение, когда она наконец утолила свой голод. Кассия глубоко вздохнула. Сытая и довольная, она удобно устроилась на шезлонге. Насытившийся желудок и жар от костра позаботились о том, чтобы кофеин потерял свое действие. Ее сердце билось спокойно, и она старалась перестать зевать. Гипнотизирующее потрескивание горящих поленьев доделало все остальное, чтобы очень мягко погрузить ее в сон. Впрочем, Кассия не спала. Она думала. Я буквально ощущал на себе ее задумчивые взгляды.

– Ты опять пытаешься меня соблазнить, – пробормотала она без следа скрытого гнева. – Но ничего не выйдет. Больше не выйдет.

– Нет, Кассия, – откликнулся я, специально не глядя в ее сторону, чтобы на нее не давить. – Я просто дарю прекрасное воспоминание женщине, которую люблю.

Кассия молча выслушала мой ответ. На самом деле она так долго молчала, что я уже засомневался, не заснула ли она все-таки. Осторожно повернувшись к ней, я встретился взглядом с большими синими глазами, которые грустно смотрели на меня.

– Думаю, ты любишь не меня, – негромко начала она, – а лишь память о безымянной девушке из Древнего Рима, которую не смог спасти.

Моим первым импульсом было резко ей возразить, но я знал, что не достучусь до нее новыми признаниями в любви. Поэтому медленно кивнул.

– Какое-то время я тоже так думал, – признался ей я. – Но потом убедился в обратном.

Кассия села чуть ровнее. Я тут же почувствовал, что ее внимание сфокусировалось на мне. Она будет слушать… но лишь до тех пор, пока я буду говорить неприукрашенную правду.

Что ж…

Все равно этот разговор уже давно назрел.

– Впервые после твоего исчезновения я переспал с другой женщиной примерно через тридцать лет после смерти Нерона. В то время я почти нашел кинжал, но последователям Януса все равно удалось от меня ускользнуть. Мое отчаяние было… вселенским. Чтобы не потерять рассудок, я пробовал заглушить свои чувства всем, что попадалось под руку: алкоголем, наркотиками, магией, сексом, ложью. Прежде всего ложью. Я убеждал себя, что не мог перестать думать о девушке из прошлого только из-за угрызений совести. И злился на самого себя за то, что вообще испытывал угрызения совести. В конце концов, речь ведь шла об обычной смертной, которую я едва знал. Логичным последствием стала попытка тебя заменить.

Я этим не гордился, но Кассия должна это услышать, чтобы понять меня.

– Так я начал соблазнять буквально всех женщин, которые попадались мне на пути. Стремился найти ту, которая так же очарует меня, тронет, взбудоражит, поразит и ошеломит, как это сделала ты. И да, встречались по-настоящему замечательные, неповторимые женщины. Но ни к одной из них я не чувствовал ничего даже отдаленно похожего на то, что во мне пробудила ты.

Кассия не шевелилась. Это показалось мне хорошим знаком, поэтому я продолжил, стараясь казаться как можно менее сентиментальным. Никакой патетики. Только факты.

– Лишь когда Грим решила пожертвовать своей жизнью ради тебя, я понял то, что мои приближенные знали уже давно. Я не мог найти любовь, потому что уже давно отдал свое сердце. Тебе. Следующие триста лет я гонялся за кинжалом по всему миру. Завел и друзей, и врагов. Увеличил свою силу, создал целую сеть связей и построил империю – чтобы обладать необходимыми средствами для твоих поисков. Но ничего не помогало. След кинжала внезапно потерялся и оставался таким… почти восемьсот лет.

Это был провал. Провал длиною в восемьсот лет. Самое темное время моей жизни, когда я не раз задумывался о том, чтобы положить конец своим мучениям. Эту деталь я не стал сообщать Кассии, хотя был уверен, что мрачное выражение моего лица говорило само за себя.

– В какой-то момент мне стало настолько одиноко, что я подумал, может, в семье удастся найти что-то, что вернет мне желание жить. Долго сомневаться не стал, а ухватился за первую же возможность: за женщину, которая вынашивала детей за деньги. Это казалось мне идеальным решением. Но когда мои враги сообщили ей, что у нее в животе растет дьявольское отродье, она – как бы помягче выразиться – сошла с ума. После настоящей Одиссеи с помощью одного ведьмовского клана она заставила меня поверить, что мой сын мертв. Только две сотни лет спустя я узнал, что у меня есть прапраправнуки.