Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

— Шаваль! — вскричала Анриетта. Она так дернула коленом, что зацепила столик. Шаваль едва успел подхватить свой стакан. — Вы не отвечаете! Сдается мне, вы вообще в последнее время что-то темните. Вынуждена вам напомнить: я могу поговорить с Марселем и сообщить ему, между прочим, что вы, старый извращенец, спали с Гортензией. Ему, увальню, такого и в голову не могло прийти! Но тогда он, уж будьте уверены, посмотрит на вас другими глазами, и в его офис вам будет дорожка заказана. Влить в его сердце яд подозрения мне ничего не стоит!..

Анриетта запнулась на полуслове.

— Что это я сама заговорила, как в этих грошовых книжонках?.. Вот же липкая зараза! Словом, берегитесь, кусаться я еще могу и навредить вам сумею!

Шаваля передернуло от страха. И правда ведь сумеет! Раз так, если выбирать между тем, чтобы перепихнуться с Пищалкой, и тем, чтобы его подставила эта чертова ведьма, — уж лучше Пищалка.

Но сомнения оставались. В конце концов, разве нельзя попытаться и так, и эдак? Пищалке соорудить романтичный закат на Монмартре, чтобы у нее отшибло мозги от восторга, чмокнуть ее пару раз в мочку уха — при этом, конечно, можно думать о круглой попке Гортензии, — выведать у нее коды… Атам быстренько обернуться верным служакой и явиться к Гробзу с готовым проектом.

В ушах у него гудело от головной боли. Он взглянул на часы: всего полтретьего. Идти домой и ложиться еще рано…

WQRX FM, classical music, 105.9, New York. The weather today, mostly clear in the morning, partly cloudy this afternoon, a few showers tonight, temperature around 60° F…[59]

Восемь утра. Гэри разбудила пронзительная трель будильника. Он вытянул руку, чтобы ее оборвать. Открыл глаза. И подумал, как думал каждое утро: «Я на Манхэттене, живу на 74-й улице, между Амстердам-авеню и Коламбус-авеню, я зачислен в Джульярдскую школу, и я самый счастливый человек на свете».

Мечта, которая забрезжила там, в Лондоне, в его прежней квартирке, стала явью. Документы, которые он отправил по адресу: 60 Lincoln Center Plaza, New York, NY 10023-6588, приняли. Его запись — фуга Баха и прелюдия из «Хорошо темперированного клавира» — понравилась.

Прослушивание состоялось в большой аудитории. Ему досталась «Пятая симфония» Бетховена. К тому времени он уже знал, что прошел предварительный отбор, и если хорошо сдаст этот последний экзамен, его скорее всего возьмут. И его взяли.

Он зачислен на первый курс престижнейшей Джульярдской школы! Занятия начнутся в сентябре. «Imagine yourself, — гласила официальная джульярдская брошюра, — motivated, innovative, disciplined, energetic, sophisticated, joyous, Creative…»[60] Вот таким он и будет, по всем статьям. Ему не занимать ни решимости, ни увлеченности, он изобретателен, энергичен, оригинален, дисциплинирован, трудолюбив и исполнен радости жизни. Еще бы!

Он ходил по улицам — и вдруг начинал скакать посреди дороги от избытка чувств. «Народ! Меня приняли! Hi, guys! I’m in, I’m in![61] Меня, Гэри Уорда, — да я глазам своим не верю, пальцам, голове своей раздолбайской, — меня зачислили!..

Start spreading the news… I want to be a part of it, New York, New York! If I can make it there, I’ll make it anywhere![62]»

Он помчался в булочную «Левен» и заказал такой раблезианский завтрак, как никогда в жизни. Он хотел съесть все, что было в меню. И cookies, и crispy pizzas, и sweet breads[63], весь этот огромный город, всю эту необъятную жизнь. Ему хотелось расцеловать всех вокруг, объявить первому встречному, что он теперь настоящий студент, а скоро станет знаменитым пианистом, маэстро с именем.

Start spreading the news…

После зачисления одна из студенток, курсом постарше, провела Гэри по зданию и объяснила, что в Джульярдской школе к чему, какие есть занятия. Вот это да!.. Чего тут только не преподавали! Театр, балет, классическую музыку, джаз, современный танец, все сценические дисциплины, — по всему зданию стояло ровное радостное гудение, как в улье. К коридорам, как пузырьки, лепились маленькие аудитории: здесь играли на фортепиано, арфе, контрабасе, кларнете, скрипке, кто-то в черных лосинах упражнялся у станка, кто-то до упаду бил чечетку. Откуда-то доносились голоса теноров: они начинали партию, сбивались и начинали снова. Будущие актеры декламировали стихи. По струнам с визгом сновали смычки, цокали каблуки, по деревянному полу стучали пуанты… Гэри казалось, что он попал в самый центр особого огромного мира: поющего, танцующего, импровизирующего, где все любят, страдают, и так снова и снова…

«I want to be a part of it! New York! New York!»