Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое!

«Да, мы были мальчишки 17–18 лет, – писал Жигулин. – И были страшные годы – 1946-й, 1947-й. Люди пухли от голода и умирали не только в селах и деревнях, но и в городах, разбитых войною, таких, как Воронеж. Они ходили толпами – опухшие матери с опухшими от голода малыми детьми. Просили милостыню, как водится на великой Руси, Христа ради. Но дать им было нечего: сами голодали. Умиравших довольно быстро увозили. И все внешне было довольно прилично… Да, мы пережили тот страшный голод. И отвратительно было в это время читать газетные статьи о счастливой жизни советских людей… Вот от чего дрогнули наши сердца. Вот почему захотелось нам, чтобы все были сыты, одеты, чтобы не было лжи, чтобы радостные очерки в газетах совпали с действительностью…»

Из членов московского Союза борьбы за дело революции трое были приговорены к расстрелу, десять человек – к двадцати пяти годам и трое – к десяти годам лишения свободы. Из членов Марксистской рабочей партии (Ленинград) трое были расстреляны, семеро получили по двадцать пять лет, двое по десять и трое отделались одним годом за «недоносительство». Подобным же образом были наказаны и участники прочих аналогичных групп и кружков.

Не секрет, что каждый человек для другого – это какая-то ассоциация. Цвет, запах, звук. Или же – маленькая деталь. Вздернутый нос, перстень на пальце, галстук в горошек…

Когда говорят: Белла Ахмадулина, то лично у меня возникает целая гамма ассоциаций. В том числе и выражение «сосед-литературовед» – известный персонаж из ее поэзии. Я сразу слышу необычное звучание ее голоса. Беззащитного, с надломом. Все – общеизвестно широкой аудитории.

Белла Ахмадулина… Я вновь произношу это имя. И в памяти всплывает то, что не общеизвестно: несколько встреч с этой необыкновенной женщиной, великим мастером поэтического слова. Встреч мимолетных. Мгновенных. Но ярких, как вспышка…

«Пока есть в тебе силы, возжигай светильник любви при каждом общении и с нежностью радуй и приветствуй всякое сердце», – проповедовали мы великие идеи. Это сейчас появилась некая ирония и скептицизм. А тогда мы верили, что силой слова можно перевернуть весь мир. Белла Ахмадулина была значительно старше нас, но тоже верила в это. Она – поэт.

Лариса Черникова, радиожурналист, прозаик.

Такой была атмосфера среди молодежи, когда Белла Ахмадулина училась в старших классах и посещала кружки Дома пионеров. Пожалуй, ей, да и всей отечественной литературе, очень повезло, что она была еще школьницей. Будь она немного постарше, ее могло бы захватить какое-нибудь радикальное студенческое движение – с ее обостренным чувством справедливости это было бы неудивительно. В будущем ее еще исключат из института за нежелание молчать и прогибаться. Но сталинские годы – это не хрущевские и даже не брежневские, тогда она так легко бы не отделалась.

К счастью, она была еще слишком юной, и ее протест в то время ограничивался грустными стихами в литературном кружке и попытками неподчинения взрослым, которые все пытались заставить ее взяться за ум и готовиться к приличной профессии. Она вспоминала, как к ним приходили друзья родителей и задавали ей один из тех дурацких вопросов, которые так бесят детей: «Ну, а кем ты хочешь быть?» Она отвечала: «Я буду литератором». «Гости ужаснулись, – насмешливо рассказывала она. – Подумали, что за чудовищный ребенок такой, говорит, что будет литератором каким-то».

На самом деле о том, чтобы действительно стать писателем или поэтом, Белла тогда не думала. Она очень много читала, пробовала что-то сочинять, даже выступала со своими стихами в пионерском лагере, но к этим литературным опытам серьезно не относилась. Она писала как дышала – какая же это работа? Это часть жизни, вот и все. Причем в дальнейшем, повзрослев и став признанным поэтом, она не изменила отношения к творчеству. Дочь Беллы Ахмадулиной Елизавета Кулиева говорила: «Писать – для мамы было высшим благом, все равно что для гурмана вкусно поесть, выпить отличного вина».

А что касается самих первых проб пера, то с высоты прожитых лет Ахмадулина вспоминала о них со снисходительной насмешкой. Одним из ее любимых авторов была Бичер Стоу, автор «Хижины дяди Тома», что, в общем, вполне логично – кого же еще могла любить девочка, которую почти с младенчества тянуло ко всевозможным несчастным, страдающим и обездоленным. «Вот эта Бичер Стоу очень на меня влияла, – рассказывала она, – и в стихах у меня все время был несчастный какой-то мальчик, негр. И все время какие-то плантаторы, какие-то бедные, измученные, ни в чем не повинные негры. Но, к счастью, меня от этого несколько выручила замечательная женщина по фамилии Смирнова».