Белладонна

— Если вы не знаете, что делать, значит, вы еще не готовы, — резонно замечает Леандро.

Белладонна прикусывает губу. Сколько она ни строила планы в тиши, теперь, когда пришло время действовать, она, как выяснилось, еще не готова.

— Мне нужно поговорить с Катериной, — бормочет она.

— Вы уже много говорили с Катериной. О корнях, о травах, о медицинских снадобьях. Она научила вас всему, что нужно.

Он имеет в виду снадобья, навеки избавляющие от дыхания.

— Я не хочу в Канзас-Сити, — произносит она наконец.

— Вас трудно винить, — говорит он. — Вы не покидали моего дома три с половиной года. А до тех пор скрывались в Мерано. А до того… За стенами этого дворца — целый мир, а вы предпочитаете вычеркнуть его из своей жизни. Дорогая моя, первое ваше путешествие назад к жизни должно вести не в Канзас.

— А куда же? — Ее голос прерывается.

— В небольшую деревушку неподалеку отсюда. Если хотите, поедем туда послезавтра. Брайони наверняка останется довольна. А потом, если не возражаете, съездим во Флоренцию.

Он хочет взять нас в Сатурнию, на водопад Каската-дей-Горелло. Всю семью и еще Орландо, чтобы Белладонна не боялась появиться в людном месте. Паскуале и Гвидо повезут нас в двух машинах. Я уже слышал об этом месте. Ручей, вытекая из источника, петляет среди полей подсолнухов, а потом обрушивается бешеным водопадом со скал, испещренных зелеными пятнами меди. Там пахнет серой. Местные жители просиживают под водопадом часами, купают в нем малышей, лечат внутренности и все остальное, что у них болит.

Может быть, это исцелит и нас. Воды уже однажды помогли нам, свели с Леандро. Помогут и еще раз.

* * *

— Этот источник открыли этруски, — говорит Леандро, когда мы обедаем на площади перед гостиницей в деревне Сатурния. — А римляне ввели закон — эти воды доступны для всех воинов. Даже злейшие враги опускали мечи, чтобы бок о бок залечивать раны.

— А потом идти и снова убивать друг друга, — отваживаюсь вставить я.

— Не без этого.

— Я никогда не смогу опустить меч перед врагом, — говорит Маттео.

— Я тоже, — соглашается Белладонна.

— Они сами придут к вам, если не будут знать, кто вы такая, — говорит Леандро. — Кроме того, Римской империи больше не существует.

Как всегда, с его логикой трудно спорить. Я и не пытаюсь. Он выглядит усталым, я за него тревожусь. Может быть, воды ослабят боль, которая таится за его фасадом, за маской неколебимой уверенности и силы. Я испытываю самое теплое чувство к этому человеку, который вернул нас к жизни, вырвал из бездны, полной горечи и смятения. Впрочем, Белладонна до сих пор полна горечи и смятения, но под умелым наставничеством Леандро она преображает и свою жизнь, и самое себя. Она учится, как с искусным совершенством использовать себе во благо свою — как бы это назвать — эмоциональную недостаточность.

Той ночью Орландо и Маттео остаются с Брайони, а я сопровождаю Леандро и Белладонну к водопаду. До него можно дойти пешком от дороги, совсем недалеко, вниз по склону холма. Ночь тиха, до нас доносятся только журчание падающей воды да стрекот цикад. На теплом летнем небе весело подмигивают звезды. Мы сидим на камнях, впитывая всем телом дымящиеся потоки водопада, и эти жалящие струи кажутся мне водами крещения, они изгоняют из моего тела ярость и страх, очищают душу Белладонны, смывают и уносят прочь все страхи, все сомнения, всю боль добровольной пытки, на которую она себя обрекла.

Запах серы так силен, словно эта вода струится прямиком из ада. Ее посылает сам дьявол, чтобы укрепить решимость, сжимающую ее сердце.

Мы остается в деревне еще несколько дней, лечимся водами. Лечение идет нелегко, и мы ничем себя не утруждаем, только читаем да лениво прогуливаемся, а изредка катаемся на машине по окрестностям, по дороге на Монтемерано. Белладонна, кажется, не возражает, что мы так надолго уехали из дома; наверное, потому, что мы почти не общаемся с местными жителями. Она не замечает, с какой мрачной обходительностью они приветствуют и ее, и Леандро, не слышит, что они называют ее la fata — «фея». Молчаливая колдунья с пронизывающими зелеными глазами, с волной каштановых волос, рассыпавшихся по спине, как у Рапунцель, окутанная загадочной отрешенностью, она словно создана воображением старенькой бабушки, рассказывающей внукам сказку на ночь.

Она так долго прожила вдали от реального мира, что, кажется, больше не принадлежит ему.