Белладонна

«Моя дорогая Белладонна!

Вы созданы для того, чтобы разорвать цепи, налагаемые светом, и я верю, что вы не отклонитесь от избранного пути. Помните, что я вам говорил: если вы скажете себе, что не можете проиграть, то победите. Уверен, вы это усвоили. Держитесь своего пути, ибо жажда мести одолеет вас, если вы не одолеете ее.

Они придут к вам, если не будут знать, кто вы такая.

Да. И вы их найдете.

Я никогда не думал, что кому-нибудь удастся разбить камень, сковавший мое сердце, но вы, мой ангел, сумели освободить меня. Не забывайте об этом, когда ночи черны и душу гложут темные мысли. Не забывайте, моя милая, и о том, как любит вас Брайони, как она нуждается в вас. И не забывайте о своих верных Томазино и Маттео. Пусть печаль не перерастает в горе. Молю вас, не дайте одиночеству заморозить вашу душу.

Благословляю вас, дражайшая моя Белладонна, за всю любовь, какой вы одарили меня.

Ваш Леандро».

Щеки Белладонны мокры от слез, но глаза блестят, как остро ограненные изумруды. Я внимательно всматриваюсь в нее и замечаю, что ее лицо снова превратилось в прежнюю непроницаемую маску. Моя коленная чашечка подергивается от дурного предчувствия. Эта маска вырезана из несокрушимого камня.

— Больше мне нечего терять, — хриплым голосом говорит она.

— О чем ты?

— Разве не понимаешь? Он был моим последним шансом.

Я не хочу быть такой, какая я есть, — сказала она ему, — но другого пути не знаю.

Она хотела сказать, что он был ее последним шансом полюбить, шансом на жизнь, не изуродованную червями, которые копошатся глубоко в сумрачных норах ненависти и мести.

— Но у тебя есть я, и Маттео, и Брайони, — говорю я, стараясь придерживаться тона светской беседы. — И все остальные, кто тебя любит.

— Не напоминай мне о любви. Я не знаю, что это такое.

— Не говори глупостей. Ты любишь свою дочь.

— Это не в счет.

— Не этого ждал бы от тебя Леандро.

— Говори все, что хочешь, Томазино. Ты все равно скажешь. Но это не имеет значения.

Мои слова застревают в горле. Я понимаю тщетность нашего разговора.

— Я готова уехать отсюда, — продолжает она. — Это дом Леандро, и без него мне здесь не место.

Нет, нет, не надо, думаю я. Меня слишком избаловала здешняя роскошная жизнь.

— Куда ты хочешь поехать?

— Туда, где я смогу отыскать членов Клуба, — с яростным жаром отвечает она. — Хочу найти их всех, заставлю их страдать, гнить заживо, хочу смотреть, как они умоляют меня о пощаде, а потом покончить с ними.

— В Италии ты их не найдешь.

— Не в Италии.

— Тогда куда же?

— В Нью-Йорк. Ты сейчас же поедешь в Нью-Йорк, подыщешь нам подходящее место. Сколько бы это ни стоило. Он говорил это раньше, повторил и сейчас. Надо сделать так, чтобы они сами пришли ко мне. Значит, я должна создать место такое привлекательное, чтобы туда потянулся весь свет. Вот, — она протянула мне стопку бумаг, — здесь я описала свои идеи. Мы создадим ночной клуб. Клуб «Белладонна».

Я раскрыл рот от изумления. Эта женщина шестнадцать лет пряталась от света, а теперь готова распахнуть ему свои объятия.

Она спокойно встречает мой взгляд, и я собираю все силы, чтобы не содрогнуться — такой решимостью горят ее глаза.

— Не волнуйся, — говорит она. — Я не открою им своего лица.

Я все еще изумлен, но перед глазами начинает вырисовываться призрачная картина. Да, теперь я это вижу. Я знаю, что делать. Я поеду в Нью-Йорк и подыщу самое лучшее место. Мы расставим западню и в нужный момент захлопнем ее. Снова, в самый последний раз, Леандро спас ее, показал цель, к которой нужно стремиться.

Никому не придет в голову, что графиня делла Роббиа — это Белладонна. Никому. И уж точно, не членам Клуба. Мы найдем их и раздавим всех до единого.

О, Белладонна, сладкий, сладкий яд!

Дневник (1935 г.)

Лондон и где-то в его окрестностях, май 1935 года

Хогарт спросил ее точные мерки, чтобы сшить маскарадный костюм. Она запротестовала, но он был настойчив. Это, мол, его подарок, чтобы она стала первой красавицей бала.

— Только не говорите Джун, — сказал он. — Она и так ревнует.

После этих слов он понравился ей даже больше.