Теперь, я думаю, вас интересуют некоторые организационные моменты. Например, почему никому не удается выяснить, где живет Белладонна? Неужели любопытные зеваки не бродят часами около клуба, не поджидают ночами, после закрытия, надеясь увидеть ее хоть уголком глаза? Естественно, поджидают. Поэтому мы наняли двойника, женщину с очень похожей фигурой, она носит точно такие же костюмы, парики и маски. Эта работа неплохо оплачивается, а трудиться приходится меньше часа, да и то в те вечера, когда Белладонна покажется на публике. Женщина-двойник одевается и идет в поджидающий автомобиль. Машина каждый раз другая, чтобы никто не записал номера. За рулем сидит профессионал, дирижер нашего оркестра Ричард, в Манхэттене он умеет избавиться от любого «хвоста». Вот почему Белладонну обычно играет Вивьен, наша разносчица сигарет, жена Ричарда. А если она занята, ее место охотно занимает Джеффри, второй швейцар с прелестными зелеными глазами, дежурящий с Маттео у дверей.
Неужели любопытные не шастают вокруг клуба среди дня? Нет. Музыкантам и персоналу велено приходить не раньше чем за час до открытия. Разносчиков допускают лишь ближе к вечеру, и они недовольны, что приходится таскать тяжелые подносы через сужающийся парадный коридор. Когда ровно в девять часов вечера Маттео распахивает темно-багровую дверь, возле нее всегда стоит полная надежд толпа. Но среди дня мало кто приходит. Когда ветер дует со стороны Гудзона, праздным зевакам достаточно хоть разок набрать полную грудь воздуха, благоухающего тухлым мясом и прогорклым жиром, и их буквально тем же ветром и сдувает.
Но правда заключается в том, что на самом деле никому
Что же можно сказать о наших собственных экзотических собаках? Все очень просто. Мы отвели для них площадку на соединенных задних дворах наших особняков, поэтому их не приходится выгуливать. А когда они начинают буянить и нуждаются в серьезной прогулке, мы сажаем их в фургон, который подкатывает к бывшим погрузочным воротам кондитерской фабрики, и везем в парк в Вестстере или на другой берег реки, в Хобокен. Дома мы называем Андромеду «Дромеди» — так Брайони укоротила ее имя. Когда на Андромеде нет бриллиантового ошейника и лака на когтях — а вне стен клуба мы всегда снимаем их, чтобы Брайони не заметила и ненароком не проболталась одноклассницам — она превращается в самого обыкновенного ирландского волкодава.
А что сказать о кольце Белладонны? Нет, не о том горячо любимом сапфире, который подарил Леандро, а о другом, где большой изумруд обрамлен двумя желтыми бриллиантами, том самом, которое так туго сжимает палец, что Белладонна годами не могла его снять. Однажды она признается, что ей невыносимо видеть его еще хоть минуту. Джек находит ей в Китайском квартале надежного ювелира. Тот, не задавая лишних вопросов, берет какой-то причудливый инструмент и ловко распиливает кольцо. Стоит страшный скрежет, взметается сноп ярких искр. Она всегда ненавидела это кольцо, ей ненавистен и вид камней без оправы, поблескивающих у меня на ладони, и она берет с меня слово, что я выброшу их в Гудзон. В них кроется зло, говорит она. Я, конечно, делаю, как она просит.
Она никогда не спрашивала меня, что стало с изумрудным колье. Тем самым, которое…
Проклятье. Я опять отвлекаюсь.
При виде собственного пальца, освобожденного от кольца, ее лицо становится таким, что я пугаюсь. Невидящими глазами Белладонна смотрит на кружок мертвенно-белой кожи — семнадцать лет она не видела солнечного света. Но тушь на татуировке зловеще черна, как всегда. Белладонна содрогается, надевает на татуировку кольцо Леандро и больше не заговаривает об этом.
Но, конечно, это не имеет большого значения, потому что в клубе «Белладонна» она всегда носит перчатки. Облегающие, из ярко окрашенной лайки, цвета фуксии, или серебристо-синие, как ласточкино крыло, или лимонно-желтые, или аквамариновые, в тон ее нарядов, с жемчужными или золотыми кольцами поверх тонкой кожи. Ее пальцы невидимы для всего клуба — и для гостей, и для персонала. Никто к ней не прикасается, и она не прикасается ни к кому.