Белларион. Жатва.

Врач Момбелли, теперь постоянно находившийся в свите Фачино, вправил кость, затем Беллариона усадили в запряженную мулами повозку и по раскисшим от осенних дождей дорогам отправили на излечение в Павию. Его отъезд из армии был с сожалением воспринят всеми, кроме Карманьолы, втайне обрадовавшегося удалению капитана, чьи методы ведения войны всегда заслуживали у товарищей по оружию большего уважения, чем его собственные, и Филиппе Марии, обнаружившего в Белларионе превосходного шахматиста и глубокого эрудита, сумевшего своей ученостью и душевными качествами завоевать доверие и дружбу этого одинокого юноши. Принцесса Валерия пришла в ужас, узнав, что человек, которого она из необоримого предубеждения продолжала подозревать и презирать, будет составлять ей компанию почти всю зиму. Тщетно Джанджакомо, успевший начать уважать Беллариона, пытался разубедить ее. Когда он начинал настаивать, что своим удалением из-под опеки дяди обязан исключительно Беллариону, его слова всегда встречались недоверчивой усмешкой.

— Этот ловкач хочет, чтобы мы именно так думали о нем. Он всего лишь исполняет приказы графа Бьяндратского.

— Нет, Валерия, нет! Ты же не станешь отрицать его военных успехов, которые сейчас признаны всей Италией.

— Но как он добился этого признания? Разве своей рыцарской доблестью и солдатской храбростью? Всем известно, что он полагается исключительно на хитрость и удачу.

— Ты прислушиваешься к тому, что говорит Карманьола, — заметил ее брат. — Но он смертельно завидует Беллариону и отдаст свою правую руку за ничтожную долю его талантов.

— Ты еще мальчик и многого не понимаешь, — с оттенком суровости произнесла она.

— А Карманьола, разумеется, недурен собой, — не удержался он от того, чтобы поддеть сестру.

Щеки принцессы зарделись. Во время своих случайных визитов в Павию Карманьола был весьма внимателен к принцессе и старался как можно чаще видеться с ней, что не ускользнуло от внимания юноши.

— Он честный и открытый синьор, — горячо возразила она. — Лучше быть прямолинейным солдатом, чем хитрым интриганом, как Белларион. Я почти не сомневаюсь, что он ведет с нами двойную игру.

— Ну, если Белларион интригует в пользу нашего дяди, то он делает это весьма странным образом.

Она с жалостью взглянула на него.

— Никогда не скажешь, что у Беллариона на уме. Все говорят так — не только я.

— И как ты думаешь, чего же он хочет?

Ее взгляд стал задумчивым.

— Что, если он помогает нашему дяде уничтожить нас, чтобы затем уничтожить самого дядю? Что, если он метит на монферратский трон?

Джанджакомо удивленно рассмеялся.

— Если бы ты лучше знала его, — сказал Джанджакомо, — ты не говорила бы так. Смотри, как он возвысился за эти четыре года. Из безымянного найденыша он стал рыцарем Белларионом, затем синьором Белларионом, возглавившим отряд Белой Собаки, и вот теперь он граф Гави, владелец богатого лена.

Не только Джанджакомо, но и графиня Беатриче тоже могла бы, если бы захотела, помочь принцессе сформировать более правильное мнение о Белларионе, тем более что ей были известны причины, по которым Валерия была не расположена к нему.

— Вы люто ненавидите его, — заметила однажды в разговоре с ней графиня, когда речь зашла о Белларионе.

— На моем месте вы испытывали бы к нему те же чувства.

Графиня пристально взглянула на нее, и на ее ярко-красных губах появилась непроницаемая улыбка.

— Это было бы возможно только на вашем месте, — лениво растягивая слова, проговорила она.

Ее тон и ее улыбка на много дней заинтриговали принцессу. Но то ли гордость, то ли боязнь помешали ей спросить графиню, что же она имела в виду.

Когда Белларион наконец смог передвигаться вприпрыжку по замку, она стала избегать встреч с ним наедине, а в присутствии других людей всегда обращалась к нему с ледяной вежливостью.

Если Беллариона и ранило ее неприязненное отношение к нему, то он и виду не показывал. Будучи по натуре очень терпеливым человеком, он мог подождать до тех пор, пока маркизу Теодоро придется заплатить по счетам и ей наконец-то станет ясно, чьим же слугой он на самом деле являлся. Поэтому он решил вести себя с ней точно так же, как и она вела себя с ним, и отнюдь не стремился оказаться в ее обществе, как, впрочем, и ни в чьем другом, кроме Филиппе Марии, с которым он проводил долгие часы за шахматами или за изучением бесценных сокровищ его библиотеки.

До появления Беллариона граф Павии считал себя сильным шахматистом. Но Белларион продемонстрировал ему, что его знакомство с этой игрой было весьма поверхностным. Если раньше Филиппе Мария с легкостью добивался побед над своими противниками, то теперь он пыхтел и потел над доской, пытаясь всего лишь уменьшить масштабы неизбежного разгрома.