Беллона

— Мадам, пока никаких определенных вестей о герцоге Пармском. Для нас ветер встречный, мы не знаем никаких новостей из Кале, кроме того, что он вроде бы начал грузить войска. Если так, он будет здесь затемно. Наши корабли по-прежнему преследуют Армаду, врага остановить некому.

— А что голландцы? Ведь их корабли должны были преградить путь герцогу Пармскому?

— Не сообщают.

Я взглянула на него — лицо тревожное, решительное. Глаза запали, веки почернели от бессонницы. Рука держится за сердце. О, Робин… Я глядела на тысячные войска, безмолвные, неподвижные, исходящие потом на солнцепеке. Мои моряки сделали что могли. Нельзя с одним флотом вести два морских сражения. От этих крестьян-солдат — но, судя по первым шеренгам, это по большей части мальчишки! — от их рук, их плеч зависит наше будущее.

— Я пойду к солдатам.

Робин покачал головой:

— Мадам, дражайшая миледи, позвольте вас отговорить. Цель всего вторжения — свергнуть вас с трона. Сейчас враг высаживается, и любой из ваших солдат, католик либо просто недовольный, легко может выступить против вас. Если вы пойдете между рядов, то подвергнете себя опасности, достанет одного пистолетного выстрела, и цель их достигнута!

За спиной у него стоял Эссекс. Удивительно, как глаза могут быть такими черными и вместе с тем такими яркими?

— А вы как полагаете, милорд?

Он вскинул голову:

— Вашему Величеству следует удалиться. Я сам отвезу вас в Лондон и позабочусь о вашей безопасности.

О, да…

Нет…

Я улыбнулась в его нахмуренное лицо. Господи, как я устала! Я такая старая, я вижу и понимаю больше, чем они оба, вместе взятые.

— Милорды, подумайте. Никто из вас не в силах меня защитить. Моя единственная защита — любовь Англии и желание моих подданных, чтобы ими правила я, а не король Испанский. Если им предстоит сразиться с герцогом Пармским, швейцарцами и шотландцами-гессенцами, с семиязычным воинством, я встречу удар вместе со всеми. У меня одна жизнь, и я с радостью отдам ее за Англию.

Эссекс напрягся, но по Робинову лицу я видела: для него это не неожиданность. Его улыбка лучилась нежностью и любовью.

— Коли так, мадам, позвольте проводить вас к войскам.

— И в войска, — поправила я. — Я не допущу, чтобы хоть один человек пропустил редкое зрелище, приготовленное мною для всех!

Мы разъезжали между рядами взад-вперед, взад-вперед, чтобы повидать всех, до последнего солдата. В тесно сомкнутых боевых порядках никто не шевелился, весь Тилбери словно затаил дыхание. Наконец мы вернулись к помосту, от которого начали смотр. Я поворотила коня и начала говорить:

— Народ Англии…

Легкий ветерок с реки подхватил и унес прочь слова. Слишком тихо! О, Господи, укрепи, молю, дай мне силы, сейчас или никогда.

Я возвысила голос:

— Мой любящий народ!

При этих словах первые ряды смешались, словно волна прокатилась по людскому морю, строй за строем, как один человек, опускался на колени. Молоденький паренек в первом ряду рыдал, не таясь, и шептал вполголоса: «Господь да благословит Ваше Величество! Благословенно ваше прекрасное лицо!»

Сквозь слезы я продолжила:

— Мой любящий народ, нам сказали, чтобы мы, из страха перед изменой, не выходили к войскам. — Я бросила взгляд на Робина — тот улыбнулся грустно и нежно, кивнул. — Но клянусь вам, я не хотела бы жить, если б не верила в свой любящий и преданный народ! Пусть страшатся тираны! Я всегда вверяла себя Богу и моим верным подданным! Сейчас я с вами и полна решимости жить и умереть в бою, среди вас, за Бога и мое королевство, за мой народ, повергнуть свои честь и кровь пусть даже и во прах!

Я плакала вместе со всеми.

— Знаю, что плоть моя — плоть слабой и немощной женщины, но сердце мое и дух — дух и сердце короля, и короля Англии!

Теперь кровь бурлила в моих жилах, словно вино, я дерзко выкрикивала:

— Всем сердцем презираю герцога Пармского, короля Испанского и любого из европейских владык, кто решится вторгнуться в пределы нашего королевства! Сама возьмусь за оружие, сама буду вашим водителем и судьей, сама вознагражу каждый ваш подвиг на поле брани.

Вижу, что каждый уже заслужил награду, и, слово королевы, вы ее получите. Покуда же с вами будет мой наместник, и, клянусь, ни у одного из князей земных не было подданного достойнее и благороднее! Не сомневаюсь, что послушание ваше моему военачальнику и ваше мужество в бою принесут нам скорую победу над врагами Божьими, моего народа и моего королевства!

От возгласов заложило уши. Однако слаще всего был шепот моего юного лорда, когда он сильными руками снимал меня с лошади: «Ваше Величество — владычица мира, владычица всех сердец! Сегодня вы вдохнули мужество в последнего труса и зажгли любовью первого храбреца!»

Эти слова утешали, нет, питали меня в последующие часы выматывающего ожидания. Высадился ли герцог Пармский? Или играет с нами в кошки-мышки? До темноты расхаживала я по склону холма и беззаботно болтала со своими военачальниками. Однако все время я не спускала глаз с далекого горизонта, с дороги к морю.