Белое безмолвие

Strong man, brute that he was, capable of felling an ox at a blow, he could not bear to beat the poor animals, but humored them as a dog driver rarely does-nay, almost wept with them in their misery.	Сильный и суровый человек, способный свалить быка одним ударом, он не мог бить несчастных собак и по возможности щадил их, что погонщики делают редко. Иной раз Мэйлмют Кид чуть не плакал от жалости, глядя на них.
'Come, mush on there, you poor sore-footed brutes!' he murmured, after several ineffectual attempts to start the load.	- Ну вперед, хромоногие! - пробормотал он после нескольких тщетных попыток сдвинуть тяжелые нарты.
But his patience was at last rewarded, and though whimpering with pain, they hastened to join their fellows.	Наконец его терпение было вознаграждено, и, повизгивая от боли, собаки бросились догонять своих собратьев.
No more conversation; the toil of the trail will not permit such extravagance.	Разговоры смолкли. Трудный путь не допускает такой роскоши.
And of all deadening labors, that of the Northland trail is the worst.	А езда на севере - тяжкий, убийственный труд.
Happy is the man who can weather a day's travel at the price of silence, and that on a beaten track.	Счастлив тот, кто ценою молчания выдержит день такого пути, и то еще по проложенной тропе.
And of all heartbreaking labors, that of breaking trail is the worst.	Но нет труда изнурительнее, чем прокладывать дорогу.
At every step the great webbed shoe sinks till the snow is level with the knee.	На каждом шагу широкие плетеные лыжи проваливаются, и ноги уходят в снег по самое колено.
Then up, straight up, the deviation of a fraction of an inch being a certain precursor of disaster, the snowshoe must be lifted till the surface is cleared; then forward, down, and the other foot is raised perpendicularly for the matter of half a yard.	Потом надо осторожно вытаскивать ногу -отклонение от вертикали на ничтожную долю дюйма грозит бедой, - пока поверхность лыжи не очистится от снега. Тогда шаг вперед - и начинаешь поднимать другую ногу, тоже по меньшей мере на пол-ярда.
He who tries this for the first time, if haply he avoids bringing his shoes in dangerous propinquity and measures not his length on the treacherous footing, will give up exhausted at the end of a hundred yards; he who can keep out of the way of the dogs for a whole day may well crawl into his sleeping bag with a clear conscience and a pride which passeth all understanding; and he who travels twenty sleeps on the Long Trail is a man whom the gods may envy.	Кто проделывает это впервые, валится от изнеможения через сто ярдов, даже если до того он не зацепит одной лыжей за другую и не растянется во весь рост, доверившись предательскому снегу. Кто сумеет за весь день ни разу не попасть под ноги собакам, тот может с чистой совестью и с величайшей гордостью забираться в спальный мешок; а тому, кто пройдет двадцать снов по великой Северной Тропе, могут позавидовать и боги.
The afternoon wore on, and with the awe, born of the White Silence, the voiceless travelers bent to their work.	День клонился к вечеру, и подавленные величием Белого Безмолвия путники молча прокладывали себе путь.
Nature has many tricks wherewith she convinces man of his finity-the ceaseless flow of the tides, the fury of the storm, the shock of the earthquake, the long roll of heaven's artillery-but the most tremendous, the most stupefying of all, is the passive phase of the White Silence.	У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее - Белое Безмолвие в его бесстрастности.