Белое безмолвие

Он заполз в свою палатку. Мне хотелось окликнуть его, обнять. Я пытался поставить себя на его место и не мог. Если бы моя мама исчезла в горах, когда я был еще маленьким, и после этого фатального восхождения остались лишь безумные записи о том, как ее преследует призрак, я бы тоже чувствовал себя совершенно несчастным. «А все-таки ты в состоянии поставить себя на его место, Сай. Ты ведь тоже потерял родителя», – напомнил себе я. Кончина моего отца не была такой гламурной, как смерть Джульет, – причиной его инсульта, скорее всего, стало то, что он ежедневно выкуривал три пачки сигарет. На это стоило возразить, что его образ жизни был таким же опасным и убийственным, как и у Джульет. Я прогнал эти мысли, чтобы не углубляться в них. Мне не хотелось отождествлять себя с Марком. Я не мог себе этого позволить.

Ванда жестом позвала меня на край лагеря, где нас никто не мог услышать.

– Думаю, с ним всё будет в порядке. – Прозвучало это не слишком убедительно. – У него хорошая техника pied en canard[64], но ему нужно научиться дышать на расслабленном шаге. Высота очень мешает ему. Он должен потреблять больше калорий – иначе, думаю, ему не хватит энергии на задуманное. А ты как себя чувствуешь?

«Вот увидел тебя, и стало намного лучше». Это была правда. От взгляда на нее на сердце становилось легче; но я не сомневался, что, если произнесу это вслух, она даст мне по голове.

– Уже получше.

Она сняла свой рюкзак и села на него, а я устроился рядом, глядя на то, как она разворачивает два энергетических батончика.

– Проголодалась?

– Я не могу их есть по одному.

Я внимательно смотрел, как она разглаживает обертки.

– Почему?

– Я всегда так делаю. Ты решишь, что я ненормальная.

– Вовсе нет.

– Это еще в детстве началось. Всегда нужна компания. Поэтому я никогда не ем батончики по одному, только по два, а потом выбрасываю обе обертки.

– Съедаешь два, чтобы им не было одиноко?

– Да.

Странно. Синдром навязчивых состояний. Но круто.

– Не слишком ли много сладкого?

Она бросила на меня взгляд, означающий: «Только не нужно этой снисходительной опеки».

Пора копнуть глубже.

– Марк рассказывал тебе что-нибудь о Джульет, когда вы были с ним на леднике?

– Нет. Ты же знаешь, каково оно, когда двигаешься здесь. У него не было сил разговаривать.

– Я тут подумал: а она обычно ходила в горы в одиночку?

– Те пять восхождений подряд она, конечно, сделала соло, включая Эйгер, Гранд-Жорас и Чима Гранде, но нет. Не всегда. На Броуд-Пик она ходила с Уолтером Эвансом, который был ее напарником в горах.

– Что он за человек?

– Думаю, он обладал авторитетом, но больших успехов не добился, как и она. Я мало о нем читала. Тебе лучше спросить у Марка.

– Ты разбираешься в истории альпинизма, верно?

Она пожала плечами.

– Мне это нравится. У каждой горы есть своя история. К тому же, меня даже назвали в честь Ванды Руткевич.

– Ух ты!

«Кто это такая, черт возьми?»

Она рассмеялась, точно видела меня насквозь.

– Она была очень известной польской альпинисткой и погибла на Канченджанге[65] за три года до Джульет. Знаешь что-нибудь о польском альпинизме? У нас было много великих восходителей – Кукучка, Куртыка, Велицки – очень длинный список. Ванда стала первой женщиной, которая поднялась на К2. Моя мать восхищалась ею. Знаешь, ведь Ванда в Каракоруме прошла почти сто миль со сломанной ногой.

Мне сразу вспомнился переход в ПБЛ.

– Вау!

– Да уж. А теперь представь, что это случилось в те времена, когда экипировка была не такой хорошей, как сейчас. Это просто невероятно. Но так же, как и у Джульет и Стефани Вебер, в этой женщине было много противоречий. О ней говорили, что она тяжелый человек. Это всё чепуха. Просто она делала то, что должна была, чтобы достичь успеха.

– Кстати, о женщинах-пионерах… Эри Ака тоже ведь была потрясающей женщиной, верно?

– Ха! Я вижу, и ты кое-что знаешь. – Пауза. – Но как вышло, что про Эри Ака ты слыхал, а про Ванду и Джульет – нет? Думаю, Эри Ака среди европейцев не так знаменита.

Да, тут я свалял дурака.

– Я о ней практически ничего не знаю. Только то, что она поднималась на Эверест. Верно?

– Да. И конечно, Эри была в одной экспедиции с Джульет. Так это Марк тебе рассказывал о ней?

Я уклончиво пожал плечами.

– Я не помню точно, где услышал про нее.

Врать Ванде было как-то мерзко. Но не мог же я признаться ей в том, что проник в палатку Марка и украдкой читал дневник его погибшей матери – тем более сейчас, когда она уже считала меня «добрым».

– В горах порой случаются печальные вещи. Столько мужчин и женщин погибло здесь, так и не достигнув своей жизненной цели! Эри, конечно, хотела взойти на все четырнадцать восьмитысячников. Думаю, она взяла шесть из них, прежде чем горы убили ее на Манаслу.

– Черт!

Умиротворяющее воздействие Эри на Джульет, уже фактически теряющую контроль над собой, заставило меня полюбить ее, и у меня возникло такое ощущение, будто Ванда сообщила мне, что умер кто-то из моих друзей.

Ванда бросила на меня странный взгляд.

– А ты что, не знал?

– Нет.

«Смени тему».

– Итак, эта польская альпинистка, Ванда… Ву…

– Руткевич.