– Да. Мама не пользовалась кислородом, но некоторые считали, что с ее стороны было эгоистично подвергать себя лишнему риску, в особенности… в особенности из-за того, что она мать. Она испытывала сильное давление. – Голос его снова стал унылым и монотонным. – Вот почему я здесь. Я хочу найти ее и, может быть… ну, не знаю, попрощаться что ли. Это просто… – Он пожал плечами, и незаконченная фраза повисла в воздухе.
– Так ты не собираешься подниматься на вершину?
– Нет. Просто хочу найти Джульет. – Он стал говорить «Джульет» вместо «мама», явно пытаясь дистанцироваться от нее. – Вот почему Тадеуш взял меня в команду, хотя у меня нет опыта высокогорных восхождений или таких достижений, как у тебя, Саймон.
Я внутренне заерзал и поморщился.
Ванда едва слышно что-то произнесла.
– Что? – переспросил я.
Она проигнорировала меня.
– Конечно, я должна была догадаться. Тадеуш ведь много лет работал на Джо Дэвиса на этой стороне горы. Он наверняка знал твою мать.
– Да. Он был проводником той экспедиции в девяносто пятом. Я считаю… я думаю, он разрешил мне присоединиться к команде, потому что был знаком с ней лично. Он понимает, что я хочу сделать. С ним непросто договариваться, согласны? – Тут он слишком мягко выразился. Я взглянул на Ванду. Она, Ирени и Тадеуш были жесткими ребятами. – Как бы там ни было, Тадеуш сказал, что я пойду со всеми до Лагеря III, а потом траверсом спущусь от Выходных Трещин, вместо того чтобы идти к вершине.
Лагерь III. Последняя остановка украинцев Тьерри. Внутри у меня всё опять затрепетало, и я снова прикусил себе щеку.
– Ты пойдешь один, Марк? – спросила Ванда.
– Нет. Тадеуш собирается послать со мной Мингму или Дордже. Я… Это не… – Марк поднял глаза. – Извините, – чопорно произнес он, – но, думаю, меня сейчас стошнит. – Он встал и спешно выскочил из палатки.
Ванда заговорила только тогда, когда он уже не мог нас слышать.
– Мне его очень жаль.
– Да. Мне тоже. Ему было всего десять, когда умерла его мама. – Мне было столько же, когда скончался отец. – Для ребенка это должно было стать большим ударом.
– Бедняга Марк.
– Да. – Я заерзал на стуле; после панической атаки меня всё еще мутило.
Тут я хочу кое-что пояснить. Когда Марк рассказал мне о своей матери, у меня сразу могла возникнуть мысль: «Опаньки, запасной вариант с трупом на случай, если с украинцами Тьерри не прокатит». Но не возникла: даже я не настолько примитивен. Я готов признать, что история Марка увлекла меня; готов признать, что она дала мне прекрасный повод для контакта с Вандой. Но такого цинизма я за собой не признаю.
Через день после того, как Марк излил нам душу, Ванда предложила дать ему урок подъема на ледник, чтобы он мог улучшить свою технику, пока мы не ушли к точке «надень „кошки“» и дальше, на Северное седло. Я планировал присоединиться к ним – прошло уже девять лет с тех пор, как я в последний раз поднимался по льду, и я готов был принять всю помощь, какую только предлагали, – но ночью у меня снова расстроился желудок. Не буду вдаваться в подробности, насколько это ужасно – болеть подобным образом на высоте, упомяну только, что наступил такой момент, когда я всерьез хотел обделаться, не вылезая из теплого спального мешка. Не думаю, что и на этот раз я съел что-то не то, просто мое тело взбунтовалось против высоты. Среди нас многие страдали от сильной тошноты.
Они готовились выходить, а я с угрюмым видом валялся в спальном мешке. Перед уходом Марк сунул голову в мою палатку. Он всё еще был похож на пятнадцатилетнего подростка, страдающего от жестокого похмелья, но казался уже более счастливым и живым, чем обычно, как будто, признавшись в истинных целях восхождения, облегчил свою ношу.
– Принести тебе что-нибудь, пока мы не ушли, Саймон?
– Неплохо бы новенькую пищеварительную систему.
– Ха! Кстати, я дочитал «Благие знамения». Можешь взять, если хочешь.
– Спасибо. Может, чуть позже, когда не буду чувствовать себя при смерти.