Речь Корнилова (ее написал М. Филонепко и «правил» В. Завойко) выгодно отличалась от речи Керенского краткостью и прямолинейностью, хотя по тактическим соображениям он, конечно, не выразил того, что в действительности думал. Совершенно четко, однако, им было заявлено, что основной причиной «развала» в армии (да и во всей стране) он считает «законодательные меры», проведенные после «переворота» (т. е. после Февральской революции). Корнилов открыто угрожал неизбежными новыми поражениями, прежде всего на побережье Рижского залива, где возможная сдача Риги могла открыть немцам путь на Петроград. Поразительный пассаж для Верховного главнокомандующего! Но он становится понятным, если иметь в виду, что для Корнилова теперь главным врагом был не «враг внешний», а «враг внутренний». Угрожая падением Риги, он давал ясно понять: нужно провести мою программу в жизнь — и Рига, Петроград, а с ними и Россия будут «спасены». Далее он кратко изложил содержание своей «записки» (уже подписанной, как мы знаем, Савинковым и Филоненко), содержащей меры, необходимые, по его мнению, для спасения армии и страны, подчеркнув, что «разницы между фронтом и тылом относительно суровости необходимого для спасения страны режима не должно быть». И, заканчивая свою речь, явно имея в виду Керенского, Корнилов заявил: «Времени терять нельзя... нельзя терять ни одной минуты. Нужна решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер».
То, чего в силу своего высокого официального положения не мог сказать Корнилов, досказал донской атаман генерал А. Каледин. Он прямо потребовал упразднения Советов и комитетов (кроме разве самых низовых, которые должны быть превращены в хозяйственно-бытовые органы), удаления политики из армии и т. д. И также прямо высказал сомнение в способности существовавшей власти — Временного правительства — провести эти меры в жизнь. Их, как он сказал, могла осуществить только «твердая власть, находящаяся в опытных и умелых руках лиц, не связанных узкопартийными групповыми интересами, свободных от необходимости после каждого шага оглядываться па всевозможные комитеты и Советы...».
Ес ли перечитать всю обширную стенограмму Государственного совещания, то нетрудно увидеть, что, может быть, за небольшим исключением почти все выступления сводились к требованию установления порядка через «твердую власть». Таков был «голос» той «земли», которая собралась по зову Временного правительство ва в Большом театре. Но стенограмма в то же время обнаруживает и определенный водораздел между самими носителями этой идеи.
Одни еще считали возможным идти к «порядку», к «твердой власти», действуя при поддержке «общественных сил», «общественных организаций». Так, выступивший на Государственном совещании лидер меньшевиков И. Церетели говорил: «Нельзя купить порядка ценой потери веры парода в силы народные, силы демократии. Если бы вы создали такой порядок в стране, это был бы порядок не живого борющегося государства, а это был бы порядок кладбища, похороны судеб России. Это было бы потерей всей России». В общем, наверное, точный, правильный прогноз. Но прокорниловский лагерь требовал «отсечения» общественных организаций (прежде всего Советов) от власти или низведения их до бессильных придатков к ней. Как сказал Каледин, «расхищению государственной власти центральными и местными комитетами и Советами должен быть немедленно и резко поставлен предел».
В этой новой структуре вряд ли нашлось бы место и самому Керенскому, вся политика которого строилась на политической дозировке, балансировании между правым и левым (правосоциалистическим) флангами. Не желая рвать ни с тем, ни с другим, Керенский оказывался как бы в центре, в промежутке, надсадно взывая к единству и
сплочению всех и вся. Он призывал к единению тех, кто был разделен ненавистью. И если «левых» (меньшевиков и эсеров) эти призывы устраивали, то у правых (корниловцев) они все больше вызывали раздражение. В их представлении «линия Керенского» была потаканием «самочинным организациям», которые якобы и являлись ответственными за «развал».В дни Государственного совещания правая газета «Утро России» откровенно указывала источник, откуда, по ее мнению, должна прийти настоящая «твердая власть». «Нужна сильная власть, твердая, незыблемая... она должна начаться с армии и распространиться на всю страну... Кто другой так мучительно сейчас нужен для дела, для работы на спасение гибнущей армии и с ней вместе родины, как не военные народные герои, украшенные белыми крестами...»
Сознавали ли меньшевистско-эсеровские вожди, претендовавшие на руководство «революционной демократией», к какому политическому повороту может привести