«Белое дело». Генерал Корнилов

Содержание бесед В. Львова по крайней мере с этими людьми, как показывают имеющиеся источники, сводилось как раз к тому, о чем В. Львов говорил с Керенским по прибытии к нему в Зимний дворец. Констатировалось, что положение складывается таким образом, что Керенский должен наконец освободиться от влияния Советов и взять правый курс. Иначе те, что не могут примириться с идущим у них на глазах «развалом государства», предпримут свои меры. В. Львов позднее утверждал, что ему ясно давали понять о готовящемся в правых кругах перевороте.

Что же могло произойти дальше? Конечно, нет данных, что И. Добрынский и др., действуя по поручению каких-то третьих лиц, прямо попросили В. Львова встретиться с Керенским. Можно, однако, предположить, что он воспринял беседы с Добрынским, Аладьиным и др. как поручение тех, с кем, как он знал, они были тесно связаны.

Реакция Керенского во время беседы в Зимнем дворце 22 августа явно вдохновила В. Львова. Казалось, завязывается клубок такой важной интриги, которая может привести к крутому политическому повороту, после которого и он, В. Львов, вновь станет одной из ключевых фигур.

A. Аладьин позднее утверждал, что В. Львов рассчитывал на пост министра внутренних дел...

Покинув Керенского, В. Львов спешно возвратился в Москву. Здесь он повидался с Добрышжим, Аладьиным, братом Николаем, которым сообщил, что получил от Керенского полномочия на переговоры с Корниловым о перестройке правительства путем «привлечения правых групп». II. Львов тут же встретился с П. Рябушипским, С. Третьяковым, М. Родзянко и др., т. е. с людьми, игравшими ведущую роль в «Совещании общественных деятелей», и информировал их о переговорах В. Львова с Керенским. Этот факт может рассматриваться как некоторое свидетельство в пользу того, что и о самом визите

B. Львова к Керенскому 22 авгута было известно, по крайней мере названным лицам. По-видимому, было решено, что беседа В. Львова с Керенским столь важна, что о ной срочно необходимо сообщить в Ставку. И снова В. Львов буквально на несколько часов разминулся с Савинковым: 24 августа Савинков уехал из Могилева, а поздно вечером того же дня В. Львов прибыл туда вместе с Добрынским и Аладьиным.

Знал ли Корнилов о предстоящем визите В. Львова? И. Добрынский в Чрезвычайной следственной комиссии показал, что знал. Затем он, правда, изменил это показание, заявив, что его неверно поняли: он якобы имел в виду, что для Корнилова пе было неожиданностью содержание рассказа В. Львова, а не сам факт его визита. Прямых доказательств того, что Корнилов был заранее информирован о приезде В. Львова, таким образом, нет. Почему же в таком случае он сразу принял В. Львова, которого знал весьма поверхностно? Ведь, казалось бы, все вопросы взаимоотношений с Керенским были только что решены е Савинковым. Зачем же теперь потребовался малоизвестный Корнилову Львов? В эти дни Корнилова посещало много людей. 25 августа тут побывал и командующий Московским военным округом протеже Керенского генерал А. Верховский. В беседе Корнилов как бы между прочим коснулся вопроса о его, Верховского, отношении к «твердой власти» — военной диктатуре. Верховский, но его показаниям в Чрезвычайной следственной комиссии, ответил резко отрицательно и заявил, что, если

Ставка что-либо предпримет в этом направлении, он двинет против нее войска. Корнилов, по свидетельству Верховского, ничего на это не ответил и только «сел поглубже в кресло».

Когда Корнилову было доложено, что прибыл В. Львов, рекомендующийся чуть ли не «порученцем» Керенского, это, после переговоров с Савинковым и беседы с Верховским, не могло не вызвать у него обостренного интереса. Ведь нельзя было исключить, что Керенский, послав в Ставку В. Львова, намерен сообщить что-то новое, что-то значительное, связанное, возможно, с новыми уступками правительства. Получить дополнительную информацию особенно важно было и потому, что кавалерийские части — 3-й конный корпус и Туземная дивизия — уже шли к Петрограду, находились на марше. Этим нельзя было рисковать.

Эйфория, царившая в Ставке, ощущение собственной силы давали уверенность, что на Керенского можно дополнительно «нажать коленом», предъявив ему новые требования. С этой точки зрения неожиданный визит В. Львова был даже кстати: давал возможность «скорректировать» линию Ставки. Все это, как представляется, говорило в пользу того, чтобы Корнилов выслушал В. Львова.

Между тем обстановка в Могилеве произвела на В. Львова весьма тревожное впечатление. В гостинице «Париж» мест не оказалось, и Добрынский поместил Львова у своего знакомого, есаула И. Родионова — члена Главного комитета «Союза офицеров». То ли есаул был «под градусом», то ли не считал нужным скрывать своих истинных чувств, но в беседе с Львовым он будто бы прямо говорил, что офицерство в Ставке ненавидит Керенского и, окажись он здесь, его немедленно повесят. Под впечатлением этого ночного разговора в гостинице взволнованный В. Львов наутро явился к Корнилову.