Белое дело в России. 1920–122 гг.

Что же теперь в Крыму? «Мы теперь дома, – полагал Чебышев, – около нас нет больше распоясавшихся хозяйчиков, озлобленных собственным ничтожеством провинциальных политиканов (риторика даже более категоричная, чем в передовицах «Донского Вестника». – В.Ц.) …, около нас нет больше… старающихся жить и строить жизнь по революции, ни тех слепых приверженцев старого порядка, которые приемлют прошлое лишь в целом блоке, без уступок времени, без учета всех пронесшихся над душой народа бурных переживаний… Властью владеет дух, готовый и способный восприять отовсюду все, что необходимо для спасения России, откуда бы оно ни исходило, кто бы его с собой ни принес, будет ли оно революционным или реакционным. Власть доказала широту начинаний и понимания задач времени законом о земле. Она не побоялась поставить во главе гражданского управления самого крупного деятеля дореволюционной эпохи (Кривошеина. – В.Ц.)»[317].

Таковы были основные концепции в идеологии «нового курса». Но при всей их очевидной объективности и целесообразности главным, определяющим фактором оставалось положение на фронте. В силу ряда причин (в переписке с британскими представителями Врангель выделял острый недостаток продовольствия в Крыму) ВСЮР в конце мая 1920 г. перешли от выжидательной и оборонительной тактики к наступательным действиям. В результате удачно проведенных операций, начавшееся наступление в Северной Таврии закончилось не только поражением 13-й советской армии, но и занятием практически всей территории Таврической губернии. К осени 1920 г. фронт уже охватывал уезды Екатеринославской губернии, предпринимались попытки расширения территории за счет Дона и Кубани (десанты в июле – августе). В этой ситуации белая власть снова возвращалась к положению если не «всероссийской», то «южнорусской», но отнюдь не «крымской».

До наступления в Таврии Врангель воздерживался от «общероссийских» заявлений, всячески подчеркивая региональный характер своей власти на ближайшее время. В то время идеи «осажденной крепости» в ряде вопросов уступали место всероссийским лозунгам. В частности, приказом № 3049 от 28 апреля 1920 г. Врангель торжественно заявил о «перестройке Армии на новых началах». Теперь основой армии должны были стать не добровольцы (впрочем, от подобной системы отходили уже в конце 1918 г.), а мобилизованные. «Необходимо теперь же отказаться от старых, неприложимых к новым организационных соединений. Добровольцы и Добровольческий корпус должны иметь наименования – армейские по номерам, а казачьи – по соответствующему Войску». В этой связи Вооруженные Силы Юга России впредь должны были именоваться Русской Армией. Нужно заметить, что предложения о переименовании Добровольческой армии в Русскую были еще летом 1918 г., в рапорте генерала Кутепова Деникину, однако командарм посчитал это «преждевременным» и сохранил не только старое наименование, но и все принципы организации. Теперь, в 1920 г., подобные «предрассудки прошлого» были отвергнуты (правда, формально Врангель продолжал издавать приказы и от имени Правителя и Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России, и одновременно с этим – от имени Главнокомандующего Русской армией).

Наименование «Русская армия» могло применяться в Крыму в 1920 г. и по другой причине. Прежде, в 1919 г., Русской армией назывались все вооруженные силы Белого движения, объединенные под Верховным Главнокомандованием адмирала Колчака (достаточно вспомнить, например, известный приказ-воззвание Колчака (№ 153 от 25 июня 1919 г.) «Офицеры и солдаты Русской армии»). Белые армии Юга России организационно подчинялись Колчаку, и наименование «Вооруженные силы Юга России» вполне соответствовало их региональному значению. После гибели Колчака статус Верховного Главнокомандующего Русской армией переходил к его заместителю, генералу Деникину. Поскольку должность и полномочия Главкома ВСЮР от Деникина, в свою очередь, перешли к Врангелю, то последний мог, очевидно, заявить и о преемственности в отношении командования оставшимися частями белых фронтов во всероссийском масштабе. Во всяком случае, перед Врангелем уже не было формальных препятствий к тому, чтобы официально закрепить наименование «Русская армия» за оказавшимися в Крыму частями ВСЮР. В этом также выражалось явное стремление к утверждению всероссийского, а не регионального значения южнорусского Белого движения в 1920 г.