Белое дело в России. 1920–122 гг.

Сближение белого Юга и Востока России поддерживалось не только в Забайкалье. В октябре в таврической прессе была опубликована приветственная телеграмма Врангелю «от Комитета противобольшевистских организаций, действующих на Дальнем Востоке», подписанная активным деятелем Восточного отдела кадетской партии, редактором харбинской газеты «Русский Голос» С. В. Востротиным. В ней говорилось, что после «признания Вас нашей верной союзницей Францией главою Русского Национального Правительства…, Комитет полагает, что Вами принято на себя общее и повсеместное руководство всеми силами, борющимися против большевиков, и в этой уверенности надеется, что Вы не откажете принять на себя также и общее руководство организациями, возникшими в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги и не признавшими большевиков и продолжающими сражаться с ними»[351].

Прекращение военных действий на советско-польском фронте, поражения десантов на Дону и Кубани, неудача Заднепровской операции не позволили Правителю Юга России осуществить широко задуманный план создания антибольшевистского фронта на основе максимально возможного признания автономных, суверенных прав государственных образований, возникших на территории бывшей Империи. С октября 1920 г. наметились новые тенденции политического курса, при котором поддержка со стороны иностранных государств еще сохраняла свое значение, но уже не определялась как фактор единственно возможный для защиты «крепости Крым», снова ставшей «осажденной» в результате военных поражений осени 1920 г.

Глава 7

Военно-политическое положение российских антибольшевистских формирований на территории Польши.

Деятельность Русского Политического Комитета Б. В. Савинкова, формирование 3-й Русской армии, Русской Народной Добровольческой армии, их роль в создании «единого антибольшевистского фронта».

Стремление к расширению военного и политического сотрудничества со всеми силами, ведущими «борьбу с большевизмом», объективно побуждало к сближению Главного Командования Русской армии и Правительства Юга России с Польшей. Этому способствовали советско-польская война и поддержка польского правительства Францией, заинтересованной также в возможной легализации белого Крыма (как одного из звеньев т. н. «Малой Антанты» – антисоветского и антигерманского «буфера» из государств Восточной Европы).

Нельзя сказать, что отношение к Польше со стороны южнорусского Белого движения не было последовательным. На протяжении 1918–1919 гг. во всех официальных и официозных заявлениях, сделанных лидерами Белого дела, Верховным Правителем России Колчаком и министром иностранных дел Сазоновым, подчеркивалось, что Польше, как это уже было заявлено в Манифесте Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича в 1914 г. и в декларации Временного правительства в 1917 г., гарантируется самая широкая автономия, вплоть до создания самостоятельного государства, и со стороны России (в отличие от отношения к республикам Прибалтики, Закавказья, Украине) признание государственного суверенитета не встретит принципиальных возражений. Уместно, правда, отметить, что если в Манифесте Николая Николаевича речь шла о «стирании границ» и «воссоединении польского народа воедино под Скипетром Русского Царя» (что можно было понимать и как возрождение польской государственности в статусе Царства Польского до 1831 г.), то в заявлениях Временного правительства говорилось о полном суверенитете[352].

В 1918–1919 гг. весьма важное уточнение делалось применительно к линии государственной границы между Польшей и «будущей Единой Россией» (а не РСФСР, БССР или УССР). Отмечалось, что речь может идти только об «этнографических пределах» расселения «польского народа», а окончательный статус всех спорных территорий можно решить посредством «плебисцитарного права» и, безусловно, с санкции Всероссийского Учредительного Собрания.