Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Пути, с помощью которых предполагалось восстановление династии, сводились к двум основным. Первый предполагал необходимым добиться содействия со стороны «имперской» Германии антибольшевистскому правому подполью, которое подготовит восстание в Москве и «возведет на Престол», также с санкции Германии, представителя династии (в этом отношении позиции правых сближались с позицией части кадетов и их лидера Милюкова). Деятельность сторонников этого «пути» рассматривалась в первой книге монографии («Белое дело в России. 1917–1918»). Другой – предполагал опору на «национальные силы». Так, например, в начале ноября 1918 г. в Ростове-на-Дону бывший член IV Государственной Думы Г. Г. Замысловский пытался созвать монархический съезд, в котором приняли бы участие «представители Добровольческой и Кубанской армий». По его мнению, следовало открыто провозгласить лозунг восстановления «Единой и Неделимой России на основе законопреемственной монархии»[752]. Считалось важным создание вооруженных формирований из российских солдат и офицеров, действующих под открытым политическим лозунгом восстановления монархии. При этом расчеты строились не только в отношении создаваемых Южной и Северной армий, но и применительно к Добровольческой армии, чью политическую программу, по мнению многих известных военных и политиков (генералы Келлер, Шиллинг, Павлов, Лукомский, полковники Дроздовский, Винберг, Марков 2-й, Родзянко, Новосильцев, герцог Лейхтенбергский и др.), следовало сделать гораздо «более определенной», чем это делалось ее командованием.

Подобные армии имели бы реальные перспективы удачного наступления на Москву и Петроград, а в случае их «освобождения», «на штыках» восстановили бы «законную династию». Оба пути предполагали не только выдвижение «монархического лозунга», но и «возглавление» Белого движения представителем Дома Романовых, что обеспечивало бы необходимую «легитимацию» борьбе против «узурпаторов-большевиков». Для этого требовалось освободить Царскую Семью (наиболее оптимальный вариант) или Великих Князей из «советского плена» посредством «давления Германии на большевиков» или с помощью специальных офицерских групп. Не исключалось согласие на «возглавление» движения кем-либо из представителей Дома Романовых, находившихся вне территории РСФСР (наиболее приемлемым считался Великий Князь Николай Николаевич). В любом случае, приоритетным в это время считалось «восстановление» монархии «сверху» путем решительных действий регуляорных вооруженных сил или подпольных групп.

Однако ни тот, ни другой варианты не осуществились в течение 1918 – начала 1919 гг. Нежелание командования Добрармии преждевременно «развернуть монархические знамена» было далеко не главной причиной их неудачи. Гораздо более серьезным препятствием следовало считать неприемлемость для членов Царствующего Дома «получить Престол» при поддержке немцев; несогласие руководства Германской Империи поддержать русских монархистов (сочувствие некоторых немецких генералов не могло считаться достаточным основанием для конкретных действий), а также крайне низкую практическую активность монархического подполья, очевидную слабость поддержки монархических лозунгов населением. Распространенное в эмиграции (благодаря И. Л. Солоневичу) мнение о том, что руководство большевиков опасалось провозглашения монархического лозунга Белым движением, следует признать несостоятельным[753].

Напротив, Троцкий в своих многочисленных выступлениях, статьях и в более поздних воспоминаниях неизменно подчеркивал, что «царизм» массами был «окончательно изжит» к февралю 1917 г. В советской пропаганде и агитации 1918–1920 гг. постоянно подчеркивалось то, что белые армии несут с собой «возрождение царизма», «жалкой кучки Романовых», «царский кнут» и т. д. Известна фраза Троцкого, относящаяся к событиям Февраля 1917 г.: «Страну так радикально вырвало монархией, что она никак не могла снова пролезть народу в глотку. Революционные массы не допускали и мысли о новом царе». Эта фраза говорит гораздо больше, чем неподтвержденное документально свидетельство известного публициста Русского Зарубежья[754].

Что касается настроений большинства чинов Добровольческой армии в начале 1918 г., то и кадровые офицеры в ее составе (будучи воспитанными в традициях верности Богу, Престолу и Родине) и военная молодежь (не чуждая революционных, демократических взглядов) одинаково считали неизбежным признание военной диктатуры как основы для решения «вопроса о власти». Особое значение получал авторитет диктатора. По воспоминаниям участников «Ледяного похода», в первый период южнорусского Белого движения общепризнанным лидером был генерал Корнилов: «Слишком ясно было сознанию всех, что теперь России нужен диктатор, а не монарх, ибо нужна твердая власть, и вот диктатор сам своей личностью творит эту власть и силу, тогда как монарх… имеет силу и власть… по передаче от войска и от подбора администрации».