Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Поэтому Флуг исходил из того, что «монархия может установиться только путем провозглашения ее армией, совместно с частью населения, например, какого-нибудь значительного города, как Киев, Москва и т. п. Если высшая военная власть, борющаяся против большевиков, честно откроет свое забрало, объявив армии и населению занятого края, что, убедившись в тщете всех усилий к установлению какой-то выборной верховной власти для нашего Отечества, она целью своих стремлений ставит впредь восстановление на Всероссийском Престоле Династии, в свое время возглавлявшей Россию и свергнутой шайкой изменников и безумцев в 1917 г…Лозунг этот будет встречен с восторгом лучшей частью армии и найдет полное сочувствие и поддержку среди всех государственно мыслящих элементов народа».

В данном случае генерал в какой-то степени предвосхитил принципиальные решения Приамурского Земского Собора и аргументировал доводы защитников монархии, убежденных, что «народный суверенитет» (и способ его выражения посредством Конституанты) сам по себе еще не гарантирует правильности политико-правового курса Белого движения. Для усиления воздействия монархических лозунгов следовало, по мнению генерала, добиться их общественной поддержки при помощи создания специальной организации. Следовало бы, к примеру, «организовать Общество или Братство, которое, объединив первоначально наиболее идейных представителей военной среды, постепенно втянуло бы в себя и ассимилировало остальную массу армии (аналог монархической организации в отряде полковника М. Г. Дроздовского летом 1918 г. – В.Ц.). Такое общество, наподобие немецкого Tugendbunda, возродившего Пруссию после погрома 1806–1807 гг., могло бы сыграть огромную роль в деле очищения Добрармии от тех гнойников, которые наросли на ее теле за последние полтора года. Но чтобы это братство было жизнеспособно, не следует стремиться придать ему религиозный или узкоаскетический характер.

В основу его вообще должно быть положено служение в известном смысле добродетели, но оставаясь на реальной почве и без произнесения каких-либо монашеских обетов». Принципиально важным условием должно стать покаяние за участие в событиях 1917 г., причем искупление «делом» должно было продемонстрировать крайнюю непримиримость в противостоянии советской власти. «Нравственный перелом вступающих в братство должен произойти путем сознания доли своей вины в событиях, потрясших Россию в 1917 году, и горячего желания покаяться в нарушении верности своему Государю и в предании Его в руки мятежников и палачей и искупить свое преступление перед своим Монархом принесением торжественной клятвы впредь биться с врагами Государя и России до восстановления Престола или честной смерти в бою. Никакой эвакуации в чужие страны члены Братства не признают: если бы даже они были приперты врагами к морю, они обещают биться до последнего, принимая в этом случае смерть как искупление за нарушение верности Государю, преданному в руки насильников и палачей». Для членов Братства предполагалось введение специального шеврона: над добровольческим трехцветным «углом» из «национальных» цветов предполагалось нашивать «угол» из «романовских» цветов, увенчанный короной. Впрочем, Флуг предполагал, что в условиях отсутствия сведений, подтверждающих сохранение жизни Царской Семьи, и учитывая специфику переживаемого момента, слова присяги «о восстановлении Престола» можно заменить «клятвой на верность Единой и Неделимой России». Но в любом случае «вступительная часть – выражение раскаяния в нарушении верности Государю, как содержащее в себе побуждение для поиска новых путей нравственного обновления, – должна быть сохранена без изменения»[771].

В обосновании монархической идеологии в 1920 г. в Крыму заметное влияние оказывало православное духовенство. Те же тенденции намечались и в Зарубежье. Так, например, по воспоминаниям М. С. Маргулиеса, большую популярность в Париже имели выступления архимандрита Сергия. В дневниковой записи от 30 сентября 1920 г. Маргулиес отметил основные тезисы докладов архимандрита: «Сам он против признания Учредительного Собрания, поскольку «Библия против Учредительного Собрания», не дело народа обсуждать, что ему нужно – монархия или республика». Затрагивались вопросы Престолонаследия: «Николай II отрекся от Престола под влиянием физического принуждения, отказ его за Алексея незаконен; но оба они убиты. Отказ Михаила также вынужден обстоятельствами, и, будь он жив – он законный наследник. Кроме него законные кандидаты Дмитрий Павлович и Андрей Владимирович, хотя Владимировичи из-за лютеранства их матери – под сомнением с точки зрения легитимистов». Отмечались принципиально важные позиции: «Монархия никаким законным актом не уничтожена. За революцией не признается правотворческого начала. Народное Собрание надо созвать, но без учредительных прав, созвать только для того, чтобы наметить лицо монарха». Тем самым идеи Конституанты по существу сводились исключительно к уже принятому решению о форме правления[772].