Провозглашая себя «законным преемником власти Верховного Правителя в пределах Восточной Окраины», «ответствуя за управляемый мною край перед всем народом России», Семенов объявлял «так называемое Временное правительство на Дальнем Востоке несуществующим, а «все сделки, заключенные т. н. Временным правительством на продажу Государственного имущества иностранцам, все договоры на горные, лесные и другие концессии, аренды и прочие акты, имеющие монопольный характер, и тем более заключающие в себе территориальные уступки, – недействительными». Семенов подчеркивал необходимость установления единой власти на всем Дальнем Востоке, но с центром не во Владивостоке или, тем более, в Верхнеудинске, а только в Чите. При этом следовало добиться передачи всей власти представителям Главкома и областное земство подчинить администрации. Приказ заканчивался указанием: «Для проведения принципа представительства законной власти на местах мною будет назначен Главный Начальник Края: Приморской, Сахалинской и Камчатской областей, а Приморской Областной Земской Управе, как учреждению, долженствующему стоять вне политики, предлагаю – для пользы общего дела и представительствуемого ею местного населения обратиться к исполнению своих прямых обязанностей». Официозные издания поспешили огласить, что «русский народ естественно подойдет к тому, что Д.В. окраина будет возглавлена великим народным вождем Атаманом Семеновым. Гастролирующее во Владивостоке Правительство не имеет под собой почвы и совершенно не связано никакими нитями с народом. Внезапно выросшее, оно так же внезапно погибнет»[966]
.Однако распространить свою власть на Приморье Семенову не удалось. Напротив, ему приходилось считаться с забайкальской «демократической общественностью», не склонной к конфронтации с другими дальневосточными областями и требовавшей усиления роли представительных структур, а эволюция политического курса белого Забайкалья шла в сторону увеличения влияния и полномочий таковых.
Существенно ухудшило положение решение японских войск эвакуироваться из Забайкалья. Союзническая военная помощь, определенная в соответствии с соглашениями о поддержке Чехословацкого корпуса и т. н. Железнодорожным соглашением, фактически теряла свое изначальное предназначение. 7 февраля 1920 г., в день расстрела Колчака и Пепеляева, между Реввоенсоветом 5-й Красной армии и представителями чешского командования в с. Куйтун было заключено соглашение, согласно которому из России беспрепятственно эвакуировались все подразделения Чехословацкого корпуса, а также воинские части Румынии и Югославии. Месяцем ранее, 5 января 1920 г., генерал Грэвс получил предписание эвакуировать из России все американские войска (не позднее 1 апреля 1920 г.).
В ноте от 10 января 1920 г. уточнялось, что пребывание воинских частей САСШ диктовалось необходимостью «помощи чехословацким войскам» и «укреплением всяких стремлений к самоуправлению, в защите которых сами русские пожелали принять общесоюзническую помощь». Если первая задача считалась полностью выполненной, то в отношении «второй цели» повторялись, по существу, те же претензии к белой власти, которые высказывались еще в чешском «меморандуме» в ноябре 1919 г.: «Правительство САСШ… склонно думать, что дальнейшая военная помощь русским в борьбе за самоуправление в их теперешнем положении может создать еще большие осложнения и дать результаты, совершенно противоположные и препятствующие желаемому оздоровлению». В этих условиях полная эвакуация не только «иностранных военных сил», но и «железнодорожных экспертов» представлялась неизбежной.