Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Однако не стоит переоценивать степень поддержки Белого дела со стороны китайских правых. В лучшем случае речь могла идти лишь о временной поддержке, обусловленной военно-политическими успехами самого Белого дела. По планам атамана «Азиатский корпус (Унгерна. – В.Ц.) фактически был предназначен к роли авангарда моего (Семенова. – В.Ц.) движения, ибо вслед за ним должен был выступить я с остальными кадровыми частями Дальневосточной армии». Трудно сказать, насколько реально было подчинение большинства частей Дальневосточной армии («каппелевцев»), хотя бы временное, верховному командованию Семенова, но так или иначе решение о начале продвижения в Монголию и создании там нового центра антибольшевистского сопротивления было принято. Официальный же «разрыв» отношений Пекина с представителями Белого движения делал его представителей на Востоке формально и фактически свободными (насколько они это понимали) в их действиях в отношении Китая. Если в 1919 г. от военных конфликтов с китайскими властями старались отстраняться, то теперь они были неизбежны.

Подразделения Унгерна еще в начале августа 1920 г. покинули Даурию и направились вдоль границы с Монголией на Запад, к г. Акша. Неправомерно считать этот поход бегством от наступающих красных хотя бы потому, что в августе положение Семенова в Забайкалье еще не было катастрофичным. Неубедительно выглядит и версия о том, что Унгерн якобы начал, наконец, осуществлять свою «заветную мечту» – строительство «Великой Монголии», некоей «Азиатской сверхдержавы». Не совсем объективен и Семенов, когда пишет о том, что Унгерн выполнял исключительно его единоличное указание о подготовке в Монголии базы для отступающих частей белой армии[1006].

Возможно, этот поход первоначально был запланирован как глубокий рейд в тыл наступающим на Читу войскам Красной армии. Для этого планировался переход через Яблоновый хребет с последующим наступлением на Троицкосавск и даже на Верхнеудинск. В августе начался вывод японских войск из Читы и Сретенска (по Гонготскому соглашению от 17 июля), и такой удар конной дивизии был бы важным стратегическим решением. Естественно, все детали этого плана держались в секрете, для чего понадобилась дезинформация об «исчезнувшей дивизии» и даже о «самоуправстве» барона.

В своих воспоминаниях Семенов подчеркивал этот факт: «Обстановка последних дней моего пребывания в Забайкалье была настолько тяжела, что предполагаемое движение Азиатского корпуса необходимо было тщательно скрывать не только от красных, но и от Штаба армии… В интересах той же маскировки истинных целей движения, после выхода последних частей корпуса из пограничного района Акша-Кыра, я объявил о бунте Азиатского конного корпуса, командир которого, генерал-лейтенант барон Унгерн вышел из подчинения командованию армии и (якобы. – В.Ц.) самовольно увел корпус в неизвестном направлении». Следует, однако, учитывать, что в отличие от остальных частей Дальневосточной армии Азиатская бригада напрямую подчинялась самому Семенову как Главкому Российской Восточной окраины, минуя командование армии.

Однако в ходе операции, после поражения войск Дальневосточной армии в середине октября, цели корпуса Унгерна изменились. Барону пришлось принимать самостоятельное решение и вместо потерявшего смысл рейда по красным тылам двинуться на Ургу, защищавшуюся сильным китайским гарнизоном (15 тыс. чел.). Впрочем, еще в июле 1920 г. он предполагал вывести свои подразделения из Забайкалья. Теперь перед Унгерном возникла перспектива сделать Монголию антибольшевистским центром. Только в случае занятия Урги, по оценке современников, «отряд Унгерна освобождался от достаточно приставшей клички «степных кочевников» и приобретал правительственный центр». Что же касается политической ориентации, то для барона и «республиканский Китай» (за исключением маньчжурского правителя Чжан Цзо-лина), и РСФСР, и ДВР были одинаково враждебны. Будучи в Даурии, барон приобрел значительный авторитет среди бурят и монголов, называвших его «своим князем». По воспоминаниям сослуживцев, он имел благословение от нескольких настоятелей буддийских монастырей на «освобождение Монголии». «Освобожденная Монголия может спасти Россию от коммунистического разрушения. В противоположность многим, считавшим, что рука помощи может быть нам протянута с Запада, он (Унгерн. – В.Ц.) базировался на Восток. Как мы увидели в дальнейшем, и то, и другое мнение (о «внешней помощи» вообще. – В.Ц.) было ошибочным, но, во всяком случае, его идея была оригинальнее и имела больше органической связи в совокупности всего исторического развития России, чем первая («западническая». – В.Ц.)»[1007].