Белое движение. Исторические портреты (сборник)

«Передайте на словах в Петербурге, что я считаю какие-либо выступления преждевременными и лично ни на какие авантюры не пойду [64] … Не место на До ну собирать офицеров, это не плацдарм для таких начинаний… Погибнут тысячи невинных жизней… Россия не может восстановить порядок без опоры на какое-либо иностранное государство с его технической и материальной помощью… Во всяком случае, пока не увижу, что такая помощь может быть оказана и будет реально осуществлена, я ни на какие выступления не соглашусь, так как считаю их бесполезными.

Кроме того, все эти революционные лозунги еще не изжились. Корнилов – революционный генерал, ему и карты в руки, пускай пытается спасать российскую демократию… теперь, быть может, время для этого. Я же могу повести армию только с Богом в сердце и Царем в душе. Только вера в Бога и в мощь Царя могут спасти нас, только старая армия и всенародное раскаяние могут спасти Р оссию, а не демократическая армия и “свободный” народ».

Приведенная цитата настоятельно требует, чтобы зерна в ней были отделены от плевел. Нельзя ожидать от мемуариста стенографической точности, но ряд положений в воспоминаниях корнета Маркова слишком сильно отличается от всего, известного о графе Келлере, и оставить это без внимания нельзя.

Заметим прежде всего, что фраза «не место на Дону собирать офицеров» в силу отсутствия какой-либо аргументации обречена оставаться загадкой, а проповедь осторожности и боязни «авантюр» не очень-то похожа на пылкого и порывистого кавалериста, каким был Федор Артурович (позиция, которую он сам займет осенью 1918 года, тоже может быть охарактеризована как «авантюрная»); и хотя мы еще увидим Келлера и сторонником тактики выжидания, но встает вопрос, чего же именно он хотел выжидать? И здесь совершенно непонятной оказывается апология иностранной помощи, тем более что граф никогда не отличался склонностью к отвлеченному теоретизированию, а это означало необходимость выбора между двумя вполне конкретными силами – воюющими европейскими блоками: Антантой и Центральными Державами.

Ожидание Келлером действенной помощи союзников в феврале 1918 года представляется крайне сомнительным; если же сбросить со счетов союзников – останутся только враги – австро-германцы. Но к немцам Федор Артурович, несмотря на свое происхождение и лютеранское вероисповедание, испытывал неприязнь даже в мирное время, и вряд ли эта неприязнь ослабла после трех лет войны и явной поддержки немцами разрушителей русской государственности, в первую очередь большевиков. Недалекое будущее покажет, что граф Келлер отнюдь не являлся «реальным политиком», способным абстрагироваться от собственных симпатий и антипатий во имя ожидавшейся выгоды, – и остается лишь спросить, а не существовало ли лица, которому взгляды, изложенные мемуаристом (тактика выжидания и опоры на «иностранцев», в качестве которых довольно явственно вырисовываются немцы), подходили бы больше, чем Федору Артуровичу Келлеру?

Увы, таким лицом является… сам свидетель, записавший приведенный выше монолог графа, – корнет Марков! Судя по всей его деятельности, он вполне подходит под категорию тех, кто «чурался авантюр», выжидал «благоприятных моментов», жаловался на недостаток сил и средств и… «активно» бездействовал. Оказавшись же осенью 1918 года в оккупированном немцами Киеве, корнет Марков, как пишет генерал М. К. Дитерихс, надзиравший за ведением следствия о цареубийстве, «был на совершенно особом положении у немцев… Он говорил, что бывал везде, и в советской России имел повсюду доступ у большевиков через немцев».