Белое движение. Исторические портреты (сборник)

Федор Артурович согласился возглавить движение на Северо-Западе, однако обязательным условием для него стала координация действий с Деникиным, которого он 2 ноября запросил по телеграфу: «Признаете ли Вы меня командующим Северной Псковской монархической армией, или мне следует сдать эту должность? Если признаете, то с какими полномочиями? Необходимо разрешение принять меры к охране разграбляемых в Малороссии военных складов, воспользоваться украинскими кадрами и продолжать формирование, для него необходим немедленный отпуск денег, которые можно добыть в украинском правительстве». Из текста телеграммы с очевидностью следует, что речь идет не о совещании или консультации: граф (сколько бы он ни брюзжал по адресу «конституционалиста» Деникина) в сущности считает Главнокомандующего Добровольческой Армией единственно правомочным распоряжаться русским государственным имуществом, в том числе и на территории, непосредственно ему не подконтрольной. Запрос Келлера мог быть связан с появлением 31 октября первых сообщений (оказавшихся ложными) «о подчинении всех войск на территории России ген[ералу] Деникину и мобилизации всех офицеров», на которые граф откликнулся письмом, также преданным гласности и, очевидно, имевшим характер открытого:

«Прочитав в газетах Ваш приказ о подчинении Вам всех Русских армий, полагаю, что он основан на том, что Вас уже признали Дон, Кубань, Южная и Астраханская армии (до полного «признания» оставалось на самом деле еще полтора месяца. – А. К .), а также признали Вас и союзники.

Приветствую от души это состоявшееся, наконец, объединение всех Русских сил, объединение, о котором я мечтал и говорил Вам еще в Июне месяце, будучи в Екатеринодаре ( очевидная ошибка, причины которой неясны. – А. К.). Что касается меня, то я буду рад подчиниться Вам с той армией или корпусом, который при Божьей помощи мне, быть может, удастся сформировать».

Впрочем, еще до обращения графа к Деникину началось распространение воззваний Федора Артуровича, говоривших о его намерении принять командование на Северо-Западе. Наиболее полный известный нам вариант, появившийся в печати, гласил:

«Из далекого Пскова приехали к нам русские люди, долгие месяцы прострадавшие под властью разбойников и грабителей и испытавшие оскорбительное для каждого патриота порабощение иностранцами.

Тяжелое горе образумило и сплотило их, они поняли, что не скрытыми путями, не умалчиванием, не поддержкою членов Учредительного Собрания, не обм аном привлекаемых на службу офицеров, а только честно и открыто можно идти к святой цели спасения родины, и что без Царя и единой, под его державою, великой России нет спасения.

Неужели же мы откажемся поддержать своих родных русских братьев, неужели же мы не станем в их ряды за природного нашего Государя, за русский народ и за неделимую, великую Россию, – не станем грудью за то, что всего дороже каждому русскому человеку и воину.

Вы знаете меня, дорогие мои боевые товарищи. Во время трех лет войны, сражаяс ь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда.

Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою и сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков.

Почти целых томительных два года ждал я той минуты, когда русские люди опомнятся от своих заблуждений и когда наконец прозвучит настоящий, всем понятный и единственно верный призыв: “за Веру, Царя и Отечество”.

Обращаюсь ко всем в ам, русским людям, умеющим командовать и владеть оружием, и ко всем моим незабвенным дорогим боевым товарищам от генерала до рядового – к вам, создавшим славу своих полков 10-й кавалерийской дивизии и 3-го Конного корпуса, с горячим призывом: