Белое движение. Исторические портреты (сборник)

2-й дивизион флота (Южный) после оставления Казани был послан к Ставрополю-Волжскому для прикрытия Самары с севера и обеспечивал отступление сухопутных частей вплоть до 6 октября. За сутки до взятия Самары красными корабли дивизиона были разоружены, тяжелая артиллерия – передана в армейские подразделения (и почти вся досталась противнику), остальное имущество и личный состав были эвакуированы по железной дороге и прибыли в Омск 22 октября. Из Самары эвакуировалось 69 человек, в том числе 52 офицера и чиновника.

Как отмечают командиры сухопутных подразделений, взаимодействовавших с 1-м и 3-м дивизионами в период после оставления Казани и вплоть до ухода Флота в реку Белую, далеко не всегда удавалось достичь согласованности действий между сухопутным и флотским начальством. В 1974 году генерал В. М. Молчанов писал: «Я до сих пор не могу понять, кому она (флотилия. – Н. К.) подчинялась, какие задачи выполняла в связи с действиями сухопутных частей». Командование Флотом обвиняют в отходе от Елабуги 28 сентября, что, по мнению Молчанова, способствовало падению города, в плохой организации действий после эвакуации Елабуги, а главное – в уходе кораблей в реку Белую без согласования с сухопутным командованием. Многие склонны винить в неудачах флота его руководителей – контр-адмирала Старка и командира 3-го дивизиона капитана 2-го ранга Феодосьева. Однако в тот период не существовало единого управления не только на Флоте, но и во всех антибольшевицких вооруженных формированиях, и говорить о какой-либо согласованности совместных действий зачастую не приходилось.

Да и для флотских офицеров, привыкших воевать на морских просторах по правилам военно-морского искусства, условия речной войны были весьма непривычными. Иначе как «криком души» трудно назвать телеграмму, отправленную 17 октября 1918 года Феодосьевым в Ставку Командующего: «Вверенная мне флотилия получает совершенно невыполнимые задачи, [поставленные] не считаясь совершенно с боеспособностью флота и личного состава. В случае признания флота ненужным, прошу Ваше Превосходительство дать через Ставку соответствующее мне указание о передаче флотилии в распоряжение сухопутных начальников. Имею разноречивые распоряжения о разоружении судов и отправке артиллерии в Челябинск и об обороне [151] устья Белой путем даже потопления судов. Полагал бы необходимым впредь до окончательного обмеления реки поставить суда на ремонт в затон и, снявши артиллерию и прочее имущество флотилии, эвакуировать его, а также весь личный состав в безопасную местность. Этого же мнения держится адмирал Старк…» На наш взгляд, эти слова говорят не о трусости моряков или их нежелании воевать, а лишь о стремлении сохранить флот и его личный состав. Ибо очевидную, вызванную боевой необходимостью, логику армейского начальства, по мнению которого каждый человек, каждая винтовка, каждое орудие должны быть на фронте, люди, изначально привыкшие воевать на море, понять не могли. В этом случае можно говорить о своеобразных издержках «кастовости» флота.

Также необходимо учитывать и то, что Волжская военная флотилия была значительно сильнее Речного Боевого Флота в материальном отношении. Этот фактор тоже не всегда учитывался сухопутным командованием. Отрицательную роль играло и то, что Флот фактически находился в тройном подчинении. Номинально Командующим Флотом являлся мичман Ершов, при этом существовала должность начальника Казанского водного района, в ведении которого состояли и боевые корабли (должность эта существовала практически до конца 1918 года, даже тогда, когда управление Казанским водным районом находилось в Омске), старшим же офицером на флоте являлся контр-адмирал Старк, которого многие были склонны считать командующим всем флотом.

Недисциплинированность и стремление уйти в Сибирь, нежелание служить так называемым «демократическим» правительствам объясняется тем, что многие офицеры (и моряки прежде всего) были монархистами по убеждению и враждебно относились к Комучу. А вот что пишет о настроениях офицеров уже цитированный нами Молчанов: «После падения Казани офицерство перестало верить в возможность, при существующем правительстве, что-либо сделать, и удирало туда, где, по слухам, было лучше. Слишком много вынесли обид, огорчений при правительствах демократических (с[оциалистов]-р[еволюционеров]). Так думало большинство офицерства и, мне кажется, никто не сможет упрекнуть его за это. Не слабые уходили в тыл, а во многих случаях убежденные, что они делают наилучшее. Ведь у нас на востоке России не было авторитетных лиц, могущих дать исчерпывающее разъяснение событий, которым бы поверили. Мы и ими были бедны, – у нас не было Алексеева, Корнилова, Деникина». А тот факт, что и при таких сложных условиях моряки принимали активное и далеко не безуспешное участие в боевых действиях, говорит о том, что свое существование флотилия всегда оправдывала.