Белое движение. Исторические портреты. Том 2

Это довольно поздняя версия (конца 1970-х годов); в 1940-м же коммунистический историк повествует: «...Отряд мятежника Семёнова напал 1 января 1918 г. (нового стиля. - А. К.) на станцию Манчжурия. Здесь он арестовал членов Манчжурского совета и солдат местной дружины и перепорол их», - что, конечно, тоже болезненно, но всё же не пуля и не петля. А современная событиям советская газета, которой, казалось бы, просто полагалось вопить о злодеяниях кровавого белобандита, всего лишь сдержанно сообщала: «Атаман Семёнов со своим бандитским отрядом в числе 27 человек напал на ст[анцию] Маньчжурия, арестовал маньчжурский комитет и совет Р[абочих] и С[олдатских] Депутатов] и объявил себя начальником гарнизона, послав генералу Хорвату (Управляющий Китайской Восточной железной дорогой. - А. К.) верноподданническую телеграмму». Таким образом, действия Григория Михайловича, согласно советской литературе, варьируются в широком спектре - от поголовных казней до отправки телеграммы. Обратив внимание на чисто техническую сложность, пусть и при самом горячем желании, двум десяткам партизан истребить или выпороть полторы тысячи ополченцев (успех разоружения был обусловлен как раз тем, что за ним последовали не репрессии, а демобилизация), мы сможем и поверить Атаману, что в отношении Маньчжурского Совдепа он тоже ограничился разгоном.

Итак, станции Даурия и Маньчжурия надёжно контролировались отрядом Семёнова; обладал он и достаточным запасом отобранного у ополченцев оружия; слава о событиях 19 декабря уже распространялась по Забайкалью и даже дальше; наконец, за спиною полоса отчуждения КВЖД была в значительной степени очищена генералом Д. Л. Хорватом и китайскими войсками от большевизированных воинских частей и казалась вполне надёжным тылом... и есаул Семёнов решил, что пора переходить в наступление.

На что мог он надеяться, начиная поход против охваченного смутой Забайкалья? Прежде всего, силы белых постепенно возрастали. К Рождеству 1917 года, согласно одному из источников, кадр Монголо-Бурятского полка уже насчитывает 9 офицеров, 35 добровольцев и 40 монгольских всадников, наконец-то начавших собираться в «свою» национальную часть. Проследовавшие с фронта через Маньчжурию в Приморье, к местам стоянок мирного времени, эшелоны Уссурийской дивизии дали 10 офицеров и 112 нижних чинов. К 9 января сам Семёнов числит в своём полку 51 офицера, 3 чиновников, 125 добровольцев, 80 монголов-харачинов и 300 монголов-баргутов. Была надежда и на дальнейшие пополнения: в Маньчжурию потянулись добровольцы, преимущественно офицеры, юнкера, кадеты, учащаяся молодёжь.

Начали появляться и средства, хотя способы их получения стали основанием для самых серьёзных обвинений в адрес Семёнова и его подчинённых. Дело в том, что есаул выставил на станции Маньчжурия своего рода заставу для проверки поездов (одним из парадоксов российской действительности в первый период Гражданской войны был почти свободный проезд по железной дороге, несмотря на начавшие уже определяться фронты). Инструкции Атамана один из его апологетов передаёт так: «Всех, имеющих большевистские документы, - арестовывать и направлять в комендантское! - распорядился Семёнов. - Деньги конфисковывать полностью. У спекулянтов отбирать всё, чтоимеется сверх трёх тысяч рублей. Всё золото, серебро, платина и опиум - конфискуется и немедленно вносится в фонд армии». Таким образом пополнялась казна маленького отряда (других источников попросту не было), но, конечно, такие методы таили в себе и угрозу развращения вседозволенностью: дело могло начинаться с праведного гнева по адресу выявленных большевиков или уличённых спекулянтов, но нельзя полностью отрицать и возможность того, что часть «конфискованного» в конце концов всё же прилипала к рукам семёновских отрядников.

Семёнов возлагал значительные упования на забайкальских казаков, считая их сторонниками твёрдой государственной власти и убеждёнными противниками большевизма. Атаман, по его собственным воспоминаниям, стремился охватить Забайкалье сетью «противобольшевистских ячеек», на вооружённое содействие которых в решительный момент он и должен был рассчитывать, вынашивая планы наступления. Таким образом, полтысячи добровольцев наступали не в пустоту и не на контролируемую Советской властью территорию, а в область, готовую, по мнению командира отряда, к взрыву против новых хозяев. Уже зная по опыту разоружения большевизированных частей, что смелость действительно города берёт, есаул мог считать себя и своих людей не столько «освободителями» пассивно ожидающего их Забайкалья, сколько детонатором для начала борьбы самих станиц. Действительность показала, что расчёт оказался ошибочным, но можно ли было всё это предполагать, вглядываясь в неизвестность с маленькой станции Маньчжурия?