В чаянии скорого очищения Забайкалья от противника и в надежде, что это воодушевит находившихся в Харбине представителей Антанты и подтолкнёт их к щедрой и действенной помощи, Семёнов, быть может, и не был таким уж фантазёром, допуская при содействии союзников возможность «обезопасить Сибирскую магистраль и организовать боевые силы в помощь ген[ералу] Дутову» (сражавшемуся в Оренбуржьи). Отметим здесь и упомянутое в дипломатической переписке намерение есаула «поставить себя под начало хорошо известного лидера»: всё, чтомы привыкли думать о Григории Михайловиче, его своевольстве и бунтарстве, расходится с этим самоотверженным решением, - а ведь он даже предпринял в этом направлении конкретные шаги, направив доверенного офицера ни к кому иному, как к находившемуся тогда в Шанхае адмиралу А. В. Колчаку.
«Просить его прибыть в Маньчжурию для возглавления начатого мною движения против большевиков», - вспоминает инструкции, данные своему посланцу, сам Атаман. «...Он сказал, - свидетельствует адмирал, - что было бы очень важно, если бы я приехал к Семёнову поговорить, так как нужно, чтобы я был в этом деле. Я сказал: “вполне сочувствую, но я дал обязательство, получил приказание от английского правительства и еду на Мессопотамский фронт”».
Итак, ещё один диктатор (после Брусилова), которого Семёнов звал «княжить и володеть», не оправдал его надежд. Есаул оставался один на один со своим врагом, но отступать не собирался. Давно осознанная им необходимость рассчитывать в первую очередь на свои силы уже побудила его изменить первоначальный план формирований: с 9 или 10 января 1918 года, кроме Монголо-Бурятского конного полка, было положено начало пешему полку, получившему название Семёновского. «Это, в свою очередь, повлекло за собой изменение самой конструкции собиравшейся боевой силы, - пишет один из первых историков борьбы Атамана Семёнова. - Именно, вместо полка образовался
Начальником Штаба Отряда стал полковник Л. Н. Скипетров, Семёнову же, в силу «казачьих традиций» и ненормальности ситуации, когда младший по чину оказывался во главе старших его, вскоре было преподнесено неуставное звание Атамана Отряда. Именно с этого момента и навсегда он останется Атаманом; одноимённые выборные должности в родном Войске и других Дальневосточных Войсках будут, как и всякая демократическая игрушка толпы, приходить к нему и уходить, но лишить его титула Атамана первых добровольцев на Востоке России уже никто никогда не сможет.
Сперва казалось, что боевые действия, начатые 11 января, развиваются успешно, и Семёнов уже выделил особый дивизион для броска на Читу, однако образовавшийся там ещё 3 января так называемый «Забайкальский Народный Совет» из представителей городских самоуправлений, «Комитета общественной безопасности», Съезда сельского населения Области и Совдепов, при поддержке убоявшегося «кровопролития» Войскового Атамана полковника В. В. Зимина, обратился к Семёнову с просьбой остановить наступление. Не желая выглядеть в глазах населения Области ещё одним узурпатором власти, Атаман отвёл войска и лишь просил Народный Совет не допустить установления большевицкой диктатуры.
Здесь мы впервые сталкиваемся с весьма интересной ситуацией: не только партийные и общественные деятели, но и казаки-Забайкальцы, несмотря на казачье происхождение Семёнова, фактически не признают Атамана «своим». Для них он, в сущности, не выразитель их интересов и (пока) не защитник их от большевиков, а вожак офицерско-добровольческой организации, которая воспринимается как «чуждая» и, в зыбких условиях января 1918-го, даже, пожалуй, как «провоцирующая гражданскую войну». Оценка Григорием Михайловичем боеспособности казачества оказалась явно завышенной, и ещё в большей степени это относится к надеждам на активное сопротивление станичников большевизму. В начале февраля Народный Совет был разогнан, и власть захватил единолично большевицкий Совдеп. Единственным благоприятным эффектом неудавшегося наступления стало начало реальной помощи небольшому отряду со стороны союзников по Антанте.