Белое отребье

Она выключила радио, ей казалось, что она ближе к Чарли Бою, чем ко многим людям, которых она знала лично, он часто был последним человеком, которого она слышала, когда ложилась спать, и первым, когда она просыпалась, почти как если бы он спал рядом с ней, не в сексуальном плане, она даже не думала о нем как о мужчине, для нее у него не было лица со шрамом, и когда она спала, он проигрывал записи, как будто работал на заводе в ночную смену, вероятно, он сам так не думал, любовь заставляла его это делать, и она хотела бы знать, платят ли деньги на пиратской станции, думала, что весь следующий день он отсыпается, знала, что это не случайно, он работал где-то еще, она была уверена, а радио – это просто хобби. Но плохо, что его ранили. Она надеется, что все будет в порядке.

Руби быстро оделась и ушла из дома, пошла к больнице по другой дороге, одной из двух, сегодня мимо кирпичного здания, в котором молились евангелисты, несли слово Божье в мир, стены покрыты крупными граффити, лабиринт из лазерных оружий и странных лиц, стена – это огромный мольберт для белых детей, и ее внимание привлек рисунок с перекрещенными кирпичом и минометом, и все это было нарисовано числами, так же, как и человеческое тело с его клетками и грудами мышц, и все постоянно в движении, и лица на стене были счастливыми, улыбались лучами света, выходящими из-под серебряных зубов, окна в этом районе украшены цветным стеклом, покрыты пылью, ни в аббатствах, ни в соборах ты не найдешь ничего подобного, ни в старых церквях, здесь все такое разноцветное, и с одной стороны была футбольная площадка, а с другой дома, ряды машин сияли в свете утра.

Пока что вокруг не было народу, те, которых она видела, спешили на работу или слишком устали, чтобы обращать на нее внимание, один пожилой мужчина точно так же, как и она, наслаждался происходящим, пенсионер шел к лавочке безо всякой спешки, скоро он купит себе газету, а когда откроется кафе, выпьет чашку чаю, и у нее тоже было время, она подумала, что было бы, если Рон Доуз выходил на прогулку так же рано, как и этот пенсионер, но ей не хотелось думать о нем прямо сейчас, она бы тут же загрустила, Руби не хотела слышать о беде Чарли Боя, хотела видеть в людях только хорошее, это все, чего она просила. Люди живут и любят, и когда что-то случается, убийство или катастрофа поезда, это не обычный случай, это история, из-за которой поднимаются тиражи газет, вот так она видела суть дела, ты можешь слушать сказки и переживать, если оставляешь открытое окно на ночь, можешь думать, что к тебе залезет насильник или убийца спрячется в тени аллеи, но такие вещи происходят очень, очень редко.

– Доброе утро, – сказал мужчина, когда она проходила мимо закрытых ставен магазинчика.

Она кивнула и улыбнулась, не зная, кто это был, но догадывалась, что это один из старых пациентов, и такое случалось часто, и обычно она их помнила, но через много лет их число возросло, и было приятно, что они помнят. Руби срезала путь через газон больницы, прошла и села на одну из лавочек рядом с крылом психиатрии, и там было так хорошо, как будто кусты и цветы были созданы для того, чтобы снимать психическое давление, и она села на солнце, чтобы немножко понежиться под его лучами, представляя, что она на пляже в Бонноре, просто слушала, как поют птицы, жужжат насекомые, вдыхала свежий воздух перед тем, как приступить к работе.

Когда время подошло, она вошла вовнутрь, и скоро ей стало ни до чего, она работала с людьми, о которых заботилась, и они смеялись от ее шуток, а она наблюдала за их поведением, были ли они открыты, или напуганы, и они любили свои газеты, Руби не могла запретить им читать, это давало им повод чуть-чуть пожаловаться, и они жаловались на то, какие на самом деле противные эти политиканы, просто анекдот какой-то, куклы-марионетки, которые можно прикрепить булавкой, у них были свои смешные доводы, и в палате никто ни от кого не отдалялся, и она перекурила с Доун на выходе, на солнышке. Вся в работе. Как всегда.

Чуть-чуть позже одиннадцати Руби узнала знакомое лицо, тинейджера, который постоянно посещал Рона. По его глазам поняла, что он плакал. Он пытался быть сильным, и она могла видеть в нем самого Рона, маленький мальчик с летящей походкой, и если бы она не знала, что это внук Рона, Эдди, об этом можно было догадаться. Он нес охапку гвоздик с длинными толстыми стеблями и очень пушистыми головками.

– Просто пришел сказать спасибо за все, что вы сделали для дедушки, – сказал Эдди. – Я принес их всем, а еще хотел забрать его вещи. Мой папа хотел прийти, но я сказал, что сам схожу. Он очень переживает, если честно. Мы все думали, что через несколько дней он вернется домой.