Он полностью ухватил суть проблемы. Те люди, которые посвящают свои жизни заботе о больных, неохотно готовы принимать аутсайдера, который, как они полагали, поставлен свыше для того, чтобы урезать финансирование. Но его работа заключалась не в этом, и он терпеливо объяснял, в чем именно суть его работы, убеждал персонал, что все идет ровно и гладко. Он постарался проявить себя как личность, а не как ставленник на данную должность. Личное общение сильно облегчило его работу. В конце этого месяца он чувствовал, что изучил больницу и принят коллегами. Он не был самодоволен, не останавливался на достигнутом, никогда не переставал учиться, все это время открывал для себя новые грани. Прямые пути. Связующие звенья. В своей работе он все изучал досконально.
Больничные звуки стали привычными. В отличие от той больницы это здание было новым, атмосфера совсем другой. Почти в молчании он двигался по тихим этажам. Любое эхо отзывалось мягче, чем в больницах старой постройки, старые здания строились по военному образцу. Но многие звуки были схожи. Человеческий элемент. Звуки страдания. Этот госпиталь был построен около двадцати лет назад по современному образцу. Основное правило архитекторов — обеспечить простоту доступа в любой конец здания. На результативность и эффективность было потрачено достаточно средств.
Снаружи госпиталь выглядел незаметно, кому-то покажется, что даже тягостно, и явно не выдерживал никакого сравнения с кирпичной конструкцией столетней давности в плане дизайна и архитектуры. Джеффрису нравились огромные старинные подъезды, но он понимал, что отталкиваться нужно от практической пользы. Деньги теперь важны, как никогда. Речь шла о здравоохранении. Больше не существует огромных палат с длинными рядами кроватей. К уединенности и индивидуальности пациентов нужно относиться с должным почтением, кровати стояли маленькими группами. Более интимная атмосфера облегчала работу.
Теперь он полностью был принят в коллектив. Один из команды, так сказать. Он не представлял никакой личной опасности и был на хорошем счету у ночных медсестер. Между ними существовала некая связь. Он был частью обстановки и знал всю эту рутину. Он знал, в какое время медсестра Хопкинс пьет вторую чашку кофе, знал даже тот факт, что она пьет его с молоком и тремя кусочками сахара. Крупная женщина около сорока, полная сил и великодушная. Пару раз он сам делал ей кофе. Она нашла это очаровательным. Также он знал, что медсестре МакКенна не хватало самоорганизации. Если он торопился, он мог пройти мимо, не потревожив ее, поскольку она любила читать дешевые любовные романы. На самом деле, находясь на работе, она не имела права читать, но пациенты спали, и поэтому это было неважно. Они шутили насчет этой любви к романам. Когда медсестра Даливал об этом узнала, ее реакция была негативной. Видимо, из-за разницы культур. Она была более сдержанна, но в конечном счете он и ее к себе расположил.
Прозвенело приветствие компьютера. Сладкие колокола Моцарта. За последний час он много сделал. Мистер Джеффрис выключил компьютер, встал, погасил свет и покинул офис. Ноги затекли, а спина болела. Голова вдруг стала тяжелой. Быстрая прогулка, и все это пройдет. Коридоры — застывшие и пустынные. Давление слегка отпустило. Мускулы потянулись, и голова начала проясняться. Он мог пройти милю, если бы захотел. Стоял ободряющий запах дезинфекции, жизненное оружие в продолжающейся войне против инфекции. И это война, которая никогда не прекратится. Как только находили лекарство против одной болезни, появлялась другая. В течение дня голоса больных не смолкают. Необходимости жизни требовали внимания. Еда принималась и вытеснялась, тела мылись, а раны лечились, постели менялись, а простыни стирались, рассматривались симптомы и ставились диагнозы. Проводились курсы лечения. Так много факторов надо было рассмотреть. Без всякого сомнения, его работа была напряженной, но он справлялся. Длинный список поправок, над которым он работал, начал уменьшаться. Каждый заслуживал отдыха.