Белое солнце Анголы

На гребне деидеологизации нашей собственной внешней политики я обвинял американцев в перехватывании того знамени, от которого мы отказывались — псевдо-идеологического. И тогда, и сейчас я думаю, что американцы переборщили с поддержкой мятежников. Тактического выигрыша, с точки зрения уламывания Луанды, они, возможно, добились. В стратегическом же плане, как показали дальнейшие события, вряд ли выиграли. Но стало это ясно (в том числе для самих американцев) много лет спустя[50].

И над нами, и над США довлела история. Американцам явно не нравилось, как сложились дела в 1975 году. От прихода тогда к власти «марксистов» они вели отсчет внутреннего конфликта, в котором проиграли их ставленники, и пытались в конце 80-х, когда победители оказались в сложном положении, взять реванш.

Плюс от наших разговоров с Крокером состоял в том, что мы оба укреплялись в мысли, что военного решения в Анголе не существует. И одностороннего политического, не уставал добавлять я. Американцы хотели навесить на анголо-кубинско-юаровско-намибийский узел еще и отношения между Душ Сантушем и Савимби. К уже имевшейся увязке — уходу кубинцев они добавляли еще одну — внутренние перемены в Анголе. В общем, хотели дважды заработать на уходе ЮАР из Анголы и Намибии. Мы же внутриангольские дела откладывали, в том числе по прямой просьбе Луанды, до создания благоприятных внешних условий, прежде всего этого самого ухода южноафриканцев. Такая схема уменьшала вероятность переноса противостояния по линии Восток-Запад в конфликт на Юге Африки, но не снимала ее до конца.

Разбираясь, вероятно, больше, чем я в некоторых тайных пружинах, Крокер говорил: «Что вы тут мне доказываете. Луанда и Савимби уже поддерживают контакты между собой». Было это блефом или нет, меня не слишком волновало: мы сами подталкивали к большей гибкости ангольское правительство. Ему же я честно отвечал — наши ангольские друзья говорят нам, что таких контактов нет. «В любом случае наш ли это с вами, дорогой Чет, вопрос?» Советско-американским делом мы считали поставить акцент на создание внешних условий, действуя по образцу женевского соглашения по Афганистану. Мы им тогда гордились, и не без оснований.

Вот такая была у нас смесь полемики и конструктивности с постепенным выходом на позитив. Но и дискуссий хватало, а по Рогу, по Эфиопии, вообще преобладали резкие споры.

Впоследствии я не раз думал, почему Луанда так неохотно принимала наши, не говорю уж американские, доводы о замирении с УНИТА. Во-первых — противник, конечно, был очень силен и покровители мощные. Не известно, чем бы закончился дележ власти, дело в африканских условиях очень и очень трудоемкое[51]. Во-вторых, расчет, возможно, делался на асимметричность ухода южноафриканцев и кубинцев. Первые должны были уйти скорее. Вот за тот промежуток времени, пока кубинцы еще оставались, хотя и вдали от районов возможных боевых действий, Луанда и надеялась ослабить унитовцев в военном отношении. Если же это не получится (как и не получилось), можно было перейти к политическому диалогу. Как в итальянской поговорке, «чтобы заплатить и чтобы умереть, всегда есть время». Логика в их рассуждениях была, как и в нашей поддержке ангольских друзей. К ней нас обязывал и договор между Советским Союзом и Народной Республикой Ангола. Не на мельницу же Савимби нам надо было лить воду.

Май 1988 года, Москва

В третий раз в течение одного месяца мая мы встретились с Ч. Крокером в рамках очередного советско-американского саммита, М. Горбачев — Р. Рейган в Москве.

Дискуссии приобретали деловой характер. Уравнение было все то же: деколонизация Намибии на условиях ООН, полный вывод кубинских войск в согласованные сроки, прекращение помощи УНИТА со стороны ЮАР (вопрос об американской поддержке ее вследствие настойчивого давления американцев на Кубу и Анголу все больше выводился за рамки), после устранения внешних дестабилизирующих факторов — нахождение самими ангольцами решения своих внутренних проблем.

Американцы, тем не менее, наседали. «Как же так, — говорил Шульц Шеварднадзе, — в Афганистане, Кампучии, Никарагуа вы поддерживаете национальное примирение, а в Анголе нет». Наш министр отвечал на это: «В названных вами странах идея национального примирения выдвинута изнутри соответствующими правительствами и в той или иной степени принята другими участниками конфликтов. В Анголе же нет сформировавшейся платформы на этот счет. Форсировать такой процесс Советский Союз не считает возможным. Это вопрос деликатный».

На наших экспертных беседах с Ч. Крокером последний зондировал возможность совместного советско-американского призыва к Луанде вступить в политический диалог с УНИТА. Я отказывался: мы по-прежнему сохраняли лояльность МИЛА, хотя внутренне не были особенно согласны с их упорным нежеланием открыто заявить о том, что они в закрытом порядке, наверное, уже делали.