Белое солнце Анголы

7 декабря 1988 года Дж. Шульц и Э. Шеварднадзе встретились в Нью-Йорке и как бы подвели итог советско-американскому сотрудничеству в урегулировании регионального конфликта на Юге Африки. Прошло всего десять месяцев после первого разговора на эту тему, но как же изменились и тональность, и содержание беседы.

Госсекретарь высоко оценил усилия Советского Союза, позволившие продвинуть переговоры до уровня практической договоренности. И мы, и американцы были едины в том, что ни в коем случае нельзя оттягивать подписание соглашений, необходимо провести их в сроки, закрепленные в браззавильском протоколе, т. е. 22 декабря. А настроение отложить подписание было, прежде всего у ЮАР, но не только у нее. Договорились мы с американцами также о том, что к процессу предоставления независимости Намибии следует приступить незамедлительно. Относительно внутренних ангольских дел Шульц выразил надежду, что и здесь две державы будут действовать заодно. В общем, это и произошло, хотя далеко не так успешно, как хотелось бы.

На последней минуте

Казалось, все было на мази. Однако и заключительная часть переговоров изобиловала драматическими поворотами.

Подписание документов было намечено в штаб-квартире Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Тем самым подчеркивалась ответственность ООН за Намибию, роль, которую она уже сыграла во всем этом процессе и какую еще предстояло сыграть в осуществлении принятых решений.

Мой министр летел через океан спецрейсом непосредственно к церемонии, я должен был попасть туда на день раньше. Оказалось — трудно с билетами: слишком много народа торопилось в одно и то же место. К тому же дело шло к Рождеству. Я был поставлен на лист ожидания рейса «Панамерикэн» из Франкфурта. Подобная процедура — дело ненадежное, и я позвонил своему давнему приятелю Нику Ильину, занимавшемуся общественными связями в «Люфтганзе». Он сделал невозможное: забронировал место на рейс их авиакомпании до Нью-Йорка, а до Франкфурта аэрофлотовский билет у меня был.

Западногерманский самолет благополучно доставил меня в аэропорт Кеннеди. Встречают товарищи из советского представительства при ООН. Едем в машине. Радио, как обычно, включено. И вот тебе новость: боинг «Панамерикэн», шедший из Франкфурта, взорвался в небе Шотландии над местечком Локкерби. Тогда погибли некоторые непосредственные участники африканской эпопеи, в том числе швед Бернт Карлсон, комиссар ООН по делам Намибии. Это, конечно, был шок.

Ахать и охать, однако, долго не пришлось. Тут же в машине мне передали просьбу кубинских друзeй немедленно по прибытии связаться с ними. Звоню. Они мне: «Товарищ Адамишин, не могли бы Вы срочно приехать к нам, дело неотложное и не для телефонного разговора». Вместе с нашим тогдашним представителем при Организации Объединенных Наций Александром Михайловичем Белоноговым едем. Нас встречают у входа в кубинское представительство при ООН, долго ведут по внутренним лабиринтам здания, через многочисленные посты охраны, пока не приходим в то, что в дипломатических миссиях обычно называлось «бункер». Помещение, как правило, без окон, наглухо закрытое, чтобы исключить подслушивание. Было такое и в некоторых наших посольствах, что побогаче. Работать в таких комнатах было из-за духоты невыносимо. Кубинское помещение мало чем отличалось от нашего, и час, который мы там провели, мог показаться бесконечным, если бы не то, чем нас встретили.

За столом сидят почти все знакомые по многотрудной работе. Старший берет быка за рога: «Мы хотим через Вас предупредить советских товарищей, что завтра Куба не подпишет ни трехстороннее соглашение с ЮАР и Анголой, ни двустороннее соглашение с Анголой о выводе кубинских войск. Они не соответствуют нашим интересам. Мы и раньше говорили об этом, но надеялись поправить дело на заключительном этапе переговоров. К сожалению, это не произошло. В том виде, как они есть сейчас, соглашения содержат слишком большие уступки ЮАР и США, неприемлемые для Кубы» — и дальше в том же духе.

С первой же произнесенной кубинцем фразы я напряженно думаю, как поступить. Отговориться, что передам сказанное в Москву? Серьезность предмета вроде бы оправдывает такой выход из положения. Но как будет выглядеть практически откладывание ответа до связи с Москвой?