Белое солнце Анголы

Я как мог опровергал это, говорил Боте, что от правительства больше всего зависит, чтобы прекратилось насилие. «Вы не идете на переговоры с АНК, давите их, и в этих условиях мы не можем не продолжать оказывать помощь преследуемым». Вместе с тем отмечал, что большевистская партия, еще когда она создавалась, осудила террористическую деятельность, откуда бы она ни исходила.

Бота (Малан больше молчал) выражал сожаление, что между СССР и ЮАР практически отсутствуют контакты: «Мы плохо информированы друг о друге, хотя у нас с симпатией относятся к перестройке и гласности (эти слова он произносил по-русски) и стремятся следить за тем, что у вас происходит». Он подчеркнул, что они с сочувствием относятся к тем трудностям, которые возникли тогда в Армении и Азербайджане, включая конфликт вокруг Нагорного Карабаха.

Южноафриканцы призывали к большему пониманию их собственных проблем. Апартеид, по их словам, далеко не таков, каким его себе представляют в Советском Союзе. Более того, лишь крайне правые цепляются за него. Остальные понимают, что с таким режимом далеко не уедешь. Правительство ЮАР ищет якобы возможности политического решения, но этому мешает другая сторона. «Освободи мы сейчас Манделу, — патетически восклицал Бота, — и он немедленно будет убит самими же черными».

Я, в свою очередь, упирал на то, что если у них и происходят изменения, то слишком медленные. «В положение страны изгоя вы поставили себя сами системой апартеида. Чем скорее он будет демонтирован, причем без взрывов и насилия, тем лучше. Тогда ЮАР займет подобающее ей место в международном сообществе. Нелепость, что СССР хочет вас закопать».

Примечательно, что Бота высказывал мысли, которые повторял в беседах со мной и позже — США, мол, представляют для ЮАР большую угрозу, чем СССР. В случае, если возникнет мировой конфликт, Южноафриканская Республика не присоединится к фронту против СССР. «Мы — африканская страна с колониальным прошлым. Именно в войне против буров англичане изобрели концентрационные лагеря. Если бы они не помещали туда наших женщин и детей, им бы нас не победить». Понятно, для чего делались такого рода высказывания.

Но вот когда Бота предсказывал, что Африку ждут тяжелые годы, ибо с ужасающей быстротой распространяется СПИД, он вряд ли фальшивил. Я спросил его, не найдется ли в ЮАР новый К. Барнард, на этот раз такой, который изобретет лекарство против чудовищной болезни.

Здесь южноафриканцы, на этот раз оба, заговорили о том, насколько желательно сотрудничество между двумя странами и в области здравоохранения, и во всем остальном, особенно в торговле. Ведь мы поставляем одни и те же товары — алмазы, платину, золото и т. д. Почему бы не обговорить весь этот комплекс?

Словом, несмотря на некоторые диссонирующие нотки, беседа получилась. Я за эти полтора часа почувствовал: пусть мучительно, но пересматривают юаровцы свои представления, хотят выйти из международной изоляции, ищут контакт с нами. С ними, видимо, можно иметь дело по части анголо-намибийского урегулирования. Хорошо бы, чтобы и они поняли, что наша страна действительно за договоренности.

Вышел я из гостиницы в прекрасный африканский вечер — как известно, в Африке лучшее время — утро и предночная прохлада — и натолкнулся на знакомого английского журналиста Тони Робинсона. С ним мы дружим до сих пор. Он, естественно, тут же спросил: «Что нового, Анатолий?» Нового у меня было в избытке, и я с некоторым трудом сдержался оттого, чтобы в возбуждении не поделиться всем с англичанином. Но даже и в этом маловероятном случае сначала полагалось бы отправить телеграмму в Москву.

Но оказалось, что всего нового я еще не знал. Буквально через полчаса — сенсация: президент ЮАР отозвал из Браззавиля свою делегацию. Значит, действительно недипломатическим было опоздание южноафриканцев на наше рандеву. Недоволен он был тем, что делегация проявила якобы чрезмерную мягкотелость на четырехсторонних переговорах. Но это стало мне известно лишь позже, когда американцы успокоили меня, заверив, что «молодой Бота одолеет старого» (за глаза этого последнего называли крокодилом). Пока же для меня дело выглядело так: состоялся первый, пусть закрытый, советско-юаровский контакт на правительственном, по крайней мере с их стороны, уровне, и мои собеседники тут же покинули переговоры. Ничего себе поговорили!

Промежуточный финиш в Браззавиле