Американцы согласились, хотя по своему обыкновению не очень это афишируя. Несомненно, сказалось и то обстоятельство, что в ходе своего очередного вояжа в Вашингтон летом 1988 года Савимби, в ответ на лестные заявления в его адрес со стороны Рейгана, публично поддержал четырехсторонние переговоры. Он-то в них не участвовал, и ему приходилось постоянно напоминать о себе то на поле боя, то в политике. Американцам же приходилось крутиться, ублажая его, чтобы УНИТА не заблокировала переговорный процесс. Были ведь на правом фланге политического спектра США и такие, кто требовал прекращения переговоров, если в них не будет обеспечено прямое участие унитовцев.
В отпуск — в Африку
В напряженном ритме, в котором мы тогда работали («запарке», по нашей терминологии), я не успевал уделять достаточного внимания странам континента, не бывшим непосредственно втянутыми в конфликтные ситуации. Так сказать, спокойным государствам. Но и в них у Советского Союза были свои интересы. Так что отпуск 1988 года я решил провести в Танзании и Кении, совмещая переговоры и беседы с поездками по национальным паркам, которыми славятся эти края. Их названия — Нгоронгоро, Серенгети, Амбосели — до сих пор музыкой звучат в моих ушах. Со специального разрешения министра иностранных дел и отдела ЦК я взял с собой жену — перестройка-перестройкой, а ограничения продолжали действовать жесткие. Естественно, строго следилось, чтобы путешествовала она за свой счет.
В Дар-эс-Саламе я говорил со старым знакомым заместителем премьера С. А. Салимом и министром иностранных дел Б. Мкапой. Оба, замечу, сделали впоследствии блестящую карьеру. Первый стал Генеральным секретарем Организации африканского единства, второй — президентом Объединенной Республики Танзания. Мы высказались в пользу успешного завершения переговоров по урегулированию на Юго-Западе Африки. Встретился я в танзанийской столице в очередной раз с Сэмом Нуйомой.
В Найроби моим собеседником был заместитель министра иностранных дел К. Обуре. Кенийцы, люди традиционно сдержанные в отношениях с нами, на этот раз несколько «расстегнулись», говорили о позитивной роли, которую играет Советский Союз в решении всего комплекса проблем Юга Африки, призывали нас действовать в том же духе.
Двадцать дней в Африке вряд ли дали так уж много с деловой точки зрения. Но они сильно способствовали тому эмоциональному фактору, без которого вряд ли может быть успешной политическая работа: без любви к этой земле, симпатии к живущим там людям, сочувствия к проблемам, которыми ты должен на определенном этапе своей жизни заниматься.
Известно, что если посол равнодушен к той стране, где он аккредитован, а того хуже, недолюбливает в душе ее обитателей, ничего у него не получится. Честнее сразу паковать чемоданы. Рискуя показаться сентиментальным, скажу, что частичка моего сердца осталась в Африке, хотя вернуться туда не получается уже больше десятка лет.
Душ Сантуш в Москве
Ангольский президент приехал в Союз с кратким визитом в октябре 1988 года. Наступала кульминационная фаза переговоров, требовалось сверить часы на высшем уровне. Луанду больше всего волновало, как поведет себя СССР после урегулирования, контуры которого обозначились достаточно полно. Наши руководители вновь заверили: возможные будущие переговоры правительства Анголы с УНИТА являются прерогативой самих ангольцев. Правда, на этот раз с нашей стороны была проявлена большая настойчивость в подталкивании Душ Сантуша к национальному примирению. Использовался при этом и такой довод, как необходимость принять во внимание уроки Афганистана. Но при всем этом мы по-прежнему оставляли за правительством Анголы последнее слово.
Не менее лояльно М. Горбачев вел себя и в отношении наших контактов с правительством ЮАР. Он повторил то, что было в свое время сказано О.Тамбо: мы пойдем на них лишь после получения независимости Намибией и предварительно проконсультировавшись с АНК. Миндальничали все же мы слегка с нашими союзниками, хотя порой строгие запреты «сверху» обходились.
Ноябрьский раунд в Женеве
Он характерен гем, что был согласован последний из оставшихся нерешенными вопросов большого пакета договоренностей — о графике вывода из Анголы всех кубинских войск. Окончательный его срок был определен в 27 месяцев. Еще в марте Куба и Ангола настаивали на четырехлетием сроке, в то время как ЮАР требовала, чтобы он не превышал семи месяцев. Вот так сближались позиции: встретясь где-то на полпути между двумя крайними точками. В реальной жизни, как уже упоминалось, кубинцы ушли на несколько недель раньше, 1 июля 1991 года. В Женеве был согласован также поэтапный отход кубинцев к северу (они ведь стояли почти вплотную к намибийской границе), сначала за 15-ю, а затем и за 13-ю параллели.