Белокурая гейша

Если своими словами он намеревался соблазнить меня отправиться с ним, то ему это не удалось. Я до сих пор не знала, каковы были его намерения касательно меня. Нет, я должна остаться и занять свое место среди гейш в Чайном доме Оглядывающегося дерева, следуя своему призванию.

Симойё похлопала в ладоши, показывая, что разговор окончен.

- Час поздний, Кантрелл-сан. Вам следует уйти до того, как ночной сторож станет делать следующий круг, бряцая кольцами с ключами.

И он ушел.

Я видела, как коляска рикши катится вниз по узкой улочке, обрамленной безликими фасадами домов и запертыми воротами. Единственное движение производили красные фонари, раскачивающиеся на игривом ветру и освещающие путь.

Я томилась агонией растраченных впустую последних драгоценных минут, которые мы с Ридом-сан потратили на пререкания. Но я не могла рисковать и менять принятое мною решение. Я остаюсь в Чайном доме Оглядывающегося дерева. Тем не менее я не могла не думать о том, что, скажи он те самые слова, которые я так жаждала услышать, изменила бы я свое намерение и уехала ли с ним? Но он ничего не сказал, и мне не оставалось ничего иного, кроме как следовать своей мечте и сделаться гейшей.

- Окасан говорит, что я могу завернуть воротник и надеть белый воротник гейши, - сообщила я стоящей рядом со мной Марико, поворачиваясь к ней.

- Ты именно этого хочешь, Кимико-сан?

- Да, Марико-сан, именно этого.

Ну почему слова мои звучат столь неуверенно? Не из-за того ли, что гайджин уехал, забрав с собой мое сердце? Гейшам было строжайше запрещено влюбляться.

- Гейши величественны и известны свободой духа, Кимико-сан, но все же мы точно птицы в клетке, - беспечным тоном произнесла Марико. - Именно благодаря своему шарму мы становимся столь привлекательными для мужчин.

- Нет, Марико-сан, гейши - независимые женщины, которые могут жить по своему разумению, - возразила я, удивленная тем, что моя сестра-гейша высказывается в столь легкомысленной манере. Подумав немного, я добавила: - До тех пор, пока не влюбятся.

Мы пошли обратно к воротам, ведущим в сад. В воздухе веяло прохладой, и я слышала, как шелестят на ветру листья большой ивы, росшей во внутреннем дворе. Надвигался дождь.

- Гейша должна прикрывать глаза вуалью, когда видит мужчину, заставляющего ее сердце биться быстрее, - заявила Марико с беззаботностью, поразившей меня. - Она не может смотреть, не может слушать, не может говорить о любви.

- Но ты же сама питаешь глубокие чувства к Хисе-дон! - воскликнула я, останавливаясь перед Оглядывающимся деревом. - Разве то не любовь?

- Я не могу любить никакого мужчину, Кимико-сан. Скоро я стану гейшей. Меня учили не показывать эмоций радости, гнева или любви, но грациозно идти по заранее выбранному пути. Я должна подождать, когда окасан выберет для меня покровителя.

Какие спокойные, покорные долгу слова. Моя сестра-гейша будто бы произносила вслух молитву, слова которой повторялись такое великое множество раз, что она больше не обращала внимания на смысл сказанного.

Тут я осознала то, что давно знала в своем сердце, но отказывалась принимать. У Марико и мысли не возникало о том, чтобы уклониться от церемонии дефлорации. Подобная идея никогда не пришла бы ей в голову. Уста ее, желающие заговорить о любви, останутся безмолвными, а дверца в сердце - наглухо закрытой. Ее невинность останется неприкосновенной, точно так же как и ее сердце, настолько глубокое, что невозможно поколебать его спокойствия.

Я так поступить не могу. Сердце мое жаждало чего-то большего. Любви. Но было уже слишком поздно. Рид уехал.

Марико сказала:

- Сердце твое такое же отважное, как у любого мужчины, Кимико-сан, и честное, как у гейши, но этого недостаточно.

Я резко воззрилась на нее:

- Что ты такое говоришь, моя сестра-гейша?

- Ты познала и горечь, и наслаждение, Кимико-сан, которые являются истинными благословениями в жизни гейши. Но, как мне кажется, чтобы ты стала по-настоящему счастливой, тебе нужно следовать зову сердца.

Нижняя губа у нее дрожала, как у ребенка, и я видела, как она закусила ее зубами. Эффект от этого получился еще более драматическим, так как лишь нижняя губа у нее была накрашена ярко-красным. Но краска не могла скрыть выступивших на губах маленькой майко капель крови.

- У тебя губа кровоточит, Марико-сан, - сказала я, протягивая ей бумажную салфетку, которую вытащила из рукава кимоно.

- Нет, Кимико-сан, - ответила Марико, пытаясь выдавить из себя улыбку. - Это оттого, что малиновка пыталась украсть с моих губ вишенку.

Я воззрилась на нее, испытывая странное чувство. Слова ее глубоко тронули меня. И меня затопила исходящая от нее волна преданности, невероятно чистой и дарованной столь бескорыстно. Правда о Марико одновременно и удивила меня, и согрела изнутри, коснувшись самых отдаленных уголков души.

Ты заставила меня увидеть путь, которым мне нужно следовать, моя сестра-гейша, хотя и знаешь, что следовать по нему я должна одна, без тебя.