Пароход «Королева Ольга» был таким тихоходным, что Туляков, наблюдая в иллюминатор за медленно ползущими пустынными берегами побережья, не раз думал: «А не быстрее ли пешком брести по берегу, чем на этой корове сидеть?» Раздражение усиливалось из-за соседства двух купцов, ехавших с какой-то развеселой девицей. Сквозь тонкую перегородку каюты был слышен каждый звук, а что, кроме омерзения, могла вызвать у невольного свидетеля эта пьяная компания?
Туляков открыл иллюминатор. Ворвался свежий солоноватый ветерок, он приятно холодил лицо. Резкие крики чаек заглушали брань в соседней каюте. Кто-то бросал с палубы хлеб, и птицы с размаху ныряли в бурлящую воду. Поймав в водяном вихре кусок, чайка ловко взметывалась в воздух. И тотчас на нее устремлялись соперницы, пытаясь вырвать добычу. Еще долго жадные попрошайки надоедливо вились над палубой. Кто-то из пассажиров не вытерпел галдежа голодных птиц и пальнул в них дробью. Сверкая распластанными крыльями, одна птица скользнула вниз и бессильно закачалась на расходящихся от парохода волнах. Ее подруги разметались по сторонам.
Затихли птичьи голоса, и Туляков расслышал пьяное бормотание засыпающих соседей, вскоре раздался храп одного из купцов. За годы ссылки Туляков так привык к тишине своего уединенного жилья, что храп теперь раздражал, мешал заснуть. «До чего же я разнежился, — удивился он, — ведь в пересыльных тюрьмах не то еще было, и как отлично спал! Никак, кисейной барышней стал?»
Когда храпевший купец проснулся и, спасаясь от головной боли, отправился освежаться на палубу, Туляков утомленно задремал.
Очнулся он от протяжного завывания сирены. Раздались звонки, пароход затарахтел и обо что-то стукнулся.
Зашуршали выдвигаемые сходни, раздались отрывистые слова команды. «Вот и Кемь! — насторожился Туляков. — Пароходная каюта, как мышеловка, из нее никуда не выскочишь». Он еще раз проверил свой паспорт. Сколько беглецов попадало в руки ищеек только потому, что недостаточно тщательно изучили свой «вид на жительство».
Прошло минут пять, не более, и Туляков, сквозь грохот и топот множества ног на палубе, услышал приближающиеся шаги нескольких человек. Люди остановились у соседней каюты, и кто-то сказал:
— Здесь двое купцов, господин ротмистр, никого не пускают, взаперти сидят…
— А вот мы посмотрим, что это за купцы, — ответил басок. Послышалось щелканье открываемой двери.
— Ну и картина! — Изумленный возглас был заглушен хохотом многих глоток.
— Моя каюта, — грохотал за стенкой пьяный голос. — Морду набью!.. — Стукнула захлопнутая дверь.
— Почему это купчинам завсегда все можно, ваше благородие? — услышал Туляков визгливый тенорок. — Нас бы в таком виде застали — с губы не выпустили.
— Потому что ты на царской службе, а то — толстосумы, — пояснил басок, — что с них возьмешь? Пошли назад. Еще в драку полезут, честь мундира уронишь…
Туляков ожидал стука в дверь, однако шаги удалились. «Пронесло!» — облегченно вздохнул он. Вскоре убрали трап, вновь затарахтела машина, заработал винт, и «Королева Ольга», дав задний ход, плавно отошла от пристани.
В дверь каюты Тулякова постучали два раза.
— Ну, спасибо купцам, — зашептал помощник капитана, проходя в каюту. — Мне у ищеек провожатым довелось быть. Услужили нам купчики…
— Как же вы из Сороки в город выберетесь? — И, посту
кивая пальцем по костяшкам кулака, моряк стал что-то подсчитывать. — Дней через пять пройдет на Архангельск «Кереть». Старший механик на нем свой человек. Как сядете на пароход, разыщите его. Скажите: «Марья Ивановна благодарит за чай и леденцы». Парень вполне меня заменит.
Когда показались разноцветные кубики сорокских строений, отделенных устьем реки от приземистых построек завода, пароход загудел и остановился. Вскоре, подкидываемая мелкой волной, к нему подошла лодка с высокими бортами. Только сойдя на берег, Туляков спохватился, что забыл в каюте свои пожитки. «Пожалуй, это к лучшему, — подумал он, — теперь меня повсюду примут за местного жителя».
Через реку Выг тянулся плавучий мост. Перейдя на заводской берег, Туляков решил прежде всего зайти к Власову. Приличный костюм, перекинутое через руку пальто и мягкая шляпа превращали Тулякова в солидного интеллигента. «Пусть думают, что школьный инспектор», — решил он.
Услужливый мальчуган довел его до школы; там у самого входа пилили дрова молодой мужчина в сатиновой рубашке и женщина. Бородка, длинные «под попа» волосы и брюки навыпуск свидетельствовали, что он не из рабочих. «Учитель с женой», — догадался Туляков.
— Учитель Власов? — и, когда пильщик утвердительно кивнул головой, Туляков добавил: — Хотелось бы поговорить наедине.
— Я вас слушаю, — сухо произнес он. — Моя жена не помеха.
— Я по поручению Тулякова, — тихо проговорил Туляков и не удержался от улыбки.
Хмуря выгоревшие от солнца брови, Власов оглядел подошедшего с головы до ног. «Небольшие серые глаза, скуластый, усов и бороды нет, — по лицу как будто рабочий, а по костюму не то».