Беломорье

Обычно приветливые глаза скупщика сейчас угрожающе поблескивали.

— Разве я должен делать лишь то, что вам выгодно?

— А вы намерены делать то, что мне невыгодно? Вы забыли надпись на значке судейских, господин юрист. Она гласит: «respice finem» — помни о конце!

Двинской молча пожал плечами.

— Я думаю, тезка, что вы попали в просчет. Это неравная борьба, но уж не обижайтесь. Прошу всегда помнить: вы ее начали, а не я!

Александр Иванович повернулся и вышел на улицу. В окно Двинскому было видно, что он дружески помахал рукой идущему навстречу мировому судье.

— Это неравная борьба, но не обижайтесь. Вы ее начали, а не я! — повторил Александр Александрович только что сказанные скупщиком слова.

Он сел и, сжимая подлокотники кресла, стал думать, что же у него могут отнять в этой неравной борьбе. И сразу понял — прежде всего музей. Было очень жаль терять эту большую комнату, где так хорошо думалось и работалось. Двинской порадовался, что жена за это время кое-что справила себе. Теперь будет опять туговато. В этот день он долго не уходил из музея, любовно перебирая папки гербариев, застекленные ящички с образцами пород и энтомологическими коллекциями.

На следующий день из Архангельска пришел первый пассажирский пароход. В числе многих с парохода сошел старичок в соломенной шляпе. Рассматривая его, Двинской почему-то подумал: «Не он ли приехал отбирать музей?» Это опасение почти перешло в уверенность, когда появившийся вскоре урядник передал вызов мирового судьи. Увидев старичка в его кабинете, Двинской понял, что горестный час настал. Действительно, правление «Общества по изучению Архангельского края» предлагало А. А. Двинскому сдать помещение музея и все в нем находящееся действительному члену общества, господину Иванову, которому «надлежало поступить согласно данным ему инструкциям».

По инвентарной книге была проверена наличность экспонатов и составлен акт о сдаче и приеме. Старичок запер двери на ключ, а мировой судья, посмеиваясь, опечатал их своей печатью.

Проверив оттиски сургучных печатей, он долго не спускал глаз с потускневшего лица Двинского.

— Не кажется ли вам, милейший, что вам определенно не везет? — с наигранным участием сказал он на прощание. — Ваш музей полезен только моли и мышам. Видимо, вы из неудачников!

В другое время Двинской нашел бы, что ответить, но сейчас, глянув на красные кружки сургучных печатей, он смолчал…

Время, незаметно проходившее в музее, теперь потянулось для Двинского невыносимо медленно. Попреки жены и ее слезы раздражали. Ему некуда было уйти от ссор, которые возникали дома одна за другой.

Как-то после очередной ссоры, чтобы не ухудшать отношения с Софьей, Двинской отправился побродить по лесу.

В начале июня стояла холодная и ветреная погода. Все еще не было настоящих теплых дней, и листья не распускались. 9 июня потеплело. Кустарники, покрытые легкой серо-зеленой дымкой, к полудню ярко зазеленели малюсенькими, остро пахучими листиками. В лесу слышался тихий шелест — то в одном, то в другом мосте с шорохом приподнимались слежалые листья, и из-под бурого гнилья показывались зеленые иглы молодой травки.

На северной стороне склонов и на дне ложбинок все еще лежали небольшие пятна полупрозрачного снега. Двинской наступил на край такого пятна. Раздался еле слышный звон, и снежный пласт рассыпался, блестя стеклоподобными льдинками.

Немало часов пробродил в тот день Двинской по весеннему лесу, прислушиваясь к кукованию кукушек и приглядываясь к суетне неугомонных муравьев. Когда Двинской вернулся домой, жена встретила его ласково. Днем она побывала на могиле Веруньки и сменила, как говорила теща, гнев на милость. В семье воцарилась прежняя дружба.

Вечером Двинской рассказал жене о своем замысле — создать из поморок артель и промышлять у берега.

— Неугомонный ты какой-то, — с удивлением глядя на него, проговорила Софья, — столько попусту с неводом бьешься…

— Собери-ка женок посговорчивее да победнее, у кого ребят побольше. Чем им ребят соленой трещиной пичкать, так не лучше ли детишек свежей рыбой кормить? Всем будет радость! Один лавочник затоскует, что соленых голов у него будут меньше брать.

К вечеру весь Посад знал, что Дока откуда-то невод добыл и из женок артель сколачивает. Желающих оказалось так много, что вместо одной артели образовалось две. Двинской сговорился с утра вывезти невод на тоню.

Встревоженный сумпосадский лавочник чуть не опрометью бросился к мировому судье. Видимо, тот не успокоил его, и лавочник побежал к теще Двинского.

— Черт ли сладит с таким зятьком? — отмахнулась старуха. — Музей придумал, а его, нам на срам, закрыли, ну так он в другую затею бросается! Эта не выйдет — поди знай, что другое придумает?