Беломорье

— Звать… людей звать надо, — зашептал он.

— Кого собирать-то? — Толька даже пригнулся, чтобы быстрей бежать. — Кого надоть?

— Ночью людей всполошишь только, подозрение у соседей вызовешь, — вмешалась жена учителя. — Вложи в конверт чистый лист бумаги и запечатай понадежней, Анатолий письмо обратно положит, а завтра соберетесь и все обсудите.

— Правильно сообразила, Василиса Премудрая! — похвалил Власов жену. — Так и сделаем!

Он вложил чистый лист бумаги в конверт и осторожно заклеил его.

— Большую ты нам помощь оказал, парень, — крепко пожимая Тольке руку, сказал Власов, — добрый десяток людей от беды спас!

Запечатанный конверт Толька благополучно засунул за икону.

Утром парень пережил страшные минуты, когда отчим зачем-то попытался кончиком пера отодрать заклеенный клапан конверта. Бумага рвалась, и бережливый старик прекратил свою попытку, опасаясь испортить конверт. Утром, по дороге на завод, биржевой сделал крюк, чтобы опустить письмо в ящик, висевший на стене конторы.

В тот же вечер на радость церковного сторожа к нему неожиданно и незванно зашел рабочий с завода, распил с ним шкалик и споил ему другой. Через полчаса старик уже блаженно похрапывал.

Один за другим собирались встревоженные люди. Власов прочитал донесение биржевого мастера. Над десятком людей нависла опасность. Пришли к единодушному выводу — пока не поздно, немедленно убрать доносчика…

Отсутствие биржевого на работе вызвало общее удивление — старик никогда не прогуливал. После работы его пасынок пошел к управляющему и заявил, что отчим дома не ночевал. Через несколько дней началось следствие. Управляющий и ряд свидетелей подтвердили, что мастер поздно вечером пошел в село. Кемский исправник попытался связать исчезновение биржевого с полученным им конвертом, в котором оказался лист чистой бумаги, но никто не признал в каллиграфически написанном адресе почерка старика.

Многие знали, что биржевой носил в голенище деньги, решили, что его ограбили и убили… Эта версия вполне устраивала исправника. Заполнив протоколы и дав их подписать допрошенным, фои-Бреверн укатил в Кемь.

Теперь некому было мешать занятиям, и кружок вновь собрался в сторожке. Федин решил прочесть рассказ Короленко «Сон Макара», чтобы затем члены кружка сами прочитали его в общежитиях. Приучив рабочих к чтению легальной литературы, можно было бы прочесть им и такую рьяно разыскиваемую полицией нелегальщину, как известный памфлет «Пауки и мухи» Вильгельма Либкиехта,

Прочесть рассказ Федин попросил учителя. Власов был опытный чтец. Он словно рассказывал про жизнь горемык. Слушая его, едва ли не каждый думал: «А не про меня ли написан рассказ?»

Когда учитель дочитал последние строки, в избе долго царило молчание. Никому не хотелось нарушить тишину.

— Да, есть о чем поговорить, — сказал наконец Никандрыч, протирая краем рубахи очки.

Никто не откликнулся. Все были захвачены думами о своем, затаенном и выстраданном…

Как всегда, из сторожки вышли далеко за полночь. И на этот раз Федин возвращался вместе с Васей и дочерью пилостава, вполголоса отвечая на их вопросы. Его забавляло их детское удивление тому, что он «все знает». Вместе с тем он радовался, замечая, как ширится круг их интересов. «Славные ребятки, — думал он, глядя на них, — из таких-то и вырастают незаметные герои».

Едва Федин со спутниками поднялся с речного льда на заводскую улицу, как сзади послышался звон бубенцов.

— Исправницкая тройка гремит… Ночь ведь! Быть заварухе, — настороженно глядя на Федина, проговорил Вася.

— Зайду-ка я лучше домой, — грустно улыбнулся Федин, — а то вдруг ко мне пожалуют.

Парень с девушкой вернулись на берег.

Тройка, лихо взлетев на берег, остановилась у заводской конторы. Размахивая руками, ямщик побежал к дому управляющего. Из кибитки вылез исправник. В доме зажгли лампу, затем другую, и вскоре на улицу вышел сам старик.

— Опять напасть какая-то? — хриплым со сна голосом спросил он исправника.

— Иначе бы ночью не прискакал. Пошли в контору.

Василий переглянулся с Надей. Не говоря ни слова, она куда-то побежала, а Васька залез в сарай с дровами.

— Вы политических ссыльных на работу берете? — спросил исправник, освещая лестницу электрическим фонарем.

— Только одного, да и то статистиком.

— Покорнейше благодарю! Я узнал об атом сегодня из письма Агафелова. Он связывает исчезновение биржевого мастера с пребыванием здесь ссыльного. Тот по его приказу вел наблюдения за рабочими, и, видимо, кто-то пронюхал об этом.

— Статистик едва на ногах держится, где ему…

— Боевую дружину и умирающий организует! — сквозь зубы процедил исправник.

Когда они вошли в кабинет управляющего, фон-Бреверн сбросил на диван шинель. Сутулясь, управляющий подошел к шкафу и вынул личное дело Федина.

— Ему повсюду разрешено жить. Читайте сами, — глухо проговорил старик. — Повторяю: человек едва на ногах держится, чахотка…

Щуря глаза, исправник прочитал справку земства и свидетельство из Архангельска.

— Каждый отвечает за свой участок. Я волен выслать из уезда любого, кто покажется мне подозрительным. Пошлите сторожа за Фединым, чтоб немедленно шел сюда.