Белорусский узел

В коридоре, дверь в который открыта — жёлтый, больной свет. Любой шаг — может закончиться автоматной очередью и чернотой. Но я сделал шаг. Потом ещё один. И ещё. Левее дверь. Правее — лестница наверх…

Рискнём?

Левой рукой — достал початой магазин и бросил вперёд, он гулко стукнулся об стену — а сам рванул влево.

— Лежать, руки за голову! Работает спецназ!

Натаха — сидела в кресле, кресло было поставлено так, чтобы можно было приковать руку к наручнику, зацепив его за батарею. Батарея здесь старая, чугунная. Она не кричала и не плакала, просто была белой как мел и смотрела на меня. Больше в комнате никого не было.

— Сейчас!

Осмотрев батарею и пододвинув кресло (чтобы не по руке удар пришёлся), выстрелом — я перебил звено наручников, Натаха вскрикнула. Я сбросил куртку и накинул на неё, так чтобы и голову закрыть.

— Все. Всё… Сейчас мы уйдём отсюда. Просто держись за руку, и все будет хорошо. И не смотри по сторонам. Вообще. Не смотри…

…

— Пошли

Я вывел её — тем же путём, каким пришёл, к машине Писного — другой просто не было, и через лес идти к моей было нельзя. Но свет — по-прежнему горел и трупы — не видеть было невозможно…

— Я знала, что всем этим кончится…

Она уже отплакала… да и плакала то немного. Мы сидели в машине Писного. Рядом — моя машина, в лесу. Недалёко отсюда, менее чем в часе езды — граница с Литвой. Здесь, несмотря на то, что это была граница с ЕС — по-прежнему были лазы, никем не контролируемые. Кроме разве что контрабандистов, которые тащили в ЕС сигареты.

Шенгенская виза — у Натахи в паспорте была. Правда, самого паспорта — не было. Но были деньги. Я записал на бумажке несколько внешне ничем не отличающихся слов. Но если набрать номер посольства России и произнести их…

— Как это произошло?

— Пришли… с милиции. Сказали, что с тобой несчастный случай, надо проехать. Я и подумать не могла…

Ну, да. Удивительного мало. Среди сотрудников Опцентра например — полно бывших ментов, их там намного больше, чем к примеру, КГБшников. И они могут играть свою роль как нельзя убедительно…

— Что говорили?

— Ты… их убил? — вдруг спросила Натаха

— Да — просто ответил я

Она сглотнула… я даже услышал. Потом произнесла каким-то чужим голосом

— Что теперь будет?

— Что? А ничего. Если победим — то ничего. Всех закопают и забудут. Если проиграем — тогда тем более ничего. Мёртвому обвинение в убийстве не предъявишь, а живыми нас не оставят. Проигравших в живых не оставляют.

…

— Наташ, я тебе сказать должен. Я не просто бизнер.

— Я… уже поняла.

— Я защищаю интересы страны. Теми способами, как их получается защитить. Вот то, что я делаю…

Вместо ответа — она ударила меня. И ещё раз. И ещё. И ещё — пока я не перехватил руку.

— За что?

— Да пошёл ты! Я ведь поверила! Поверила!!!

— Я тебе не обещал…

— Я поверила! Что может быть нормальная жизнь! Просто нормальная жизнь в семье! С любимым мужчиной! С детьми! С ёлкой на Новый год и семейными ужинами! Я поверила!

— Извини. Со мной — это не получится. Я не такой.

…

— Я пытался… — с горечью сказал я — честно, пытался. Но ты же видишь, что они творят…

— Да пошёл ты!

Конкретнее некуда.

Я достал из кармана деньги, отделил большую часть и бросил на приборную панель.

— Паспорта у тебя нет. Это машина КГБ. Выйдешь на трассу, в той стороне — Литва. Машину бросишь, там деревни… за деньги тебя переведут… я знаю, сам пробовал. В Минск не возвращайся, на работу не суйся, вокзал, аэропорт — тоже. Они будут тебя искать.

…

— Извини. Но по-другому не получается. Извини. Я должен идти…

Я вышел из машины, аккуратно закрыл дверь — и пошёл вперёд, по просёлочной дороге, навстречу рассвету. Где-то там, впереди — в лесу будет моя машина.

Что в этот момент творилось у меня на душе… не спрашивайте, ладно? И без вас — тошно…

Наталья, в душе считавшая себя уже Сытиной — смотрела вслед уходящему мужчине — её мужчине. Она понимала, тем нутряным бабьим чутьём, которое невозможно ни понять, ни измерить — что все кончено. Для всех.

Ей было тридцать четыре года, и она понимала, что время для замужества — катастрофически упущено. Она не была ни той, на которой женятся ни той, которой посвящают стихи и песни. Она была просто женщиной, упустившей своё счастье.