Белорусский узел

Утром — объявили о том, что они победили. Никакого второго тура выборов не будет: пророссийский кандидат Михаил Алешкович снимает свою кандидатуру с выборов, единственный оставшийся кандидат, а им был Павлюкевич — автоматически выигрывает выборы и становится президентом Беларуси. А Алешкович — получает пост премьер-министра и изменения в конституцию по типу украинской. Беларусь из президентской республики становится президентско-парламентской, премьер теперь выбирается, а не одобряется Верховным советом. Учитывая тот факт, что в Верховном совете у лукашистов большинство — в итогах выборов сомневаться не приходилось. Часть полномочий президента — переходила к премьер-министру, президент становился скорее декоративной фигурой. Схема, отлично работающая во многих европейских странах, здесь была миной замедленного действия. Потому что она была придумана и воплощалась в жизнь для того, чтобы ничего не менялось. Чтобы законсервировать существующую ситуацию навсегда. Вот только в Европе — все были довольны тем что у них есть, и потому не хотели ничего менять. А на постсоветском пространстве — все были недовольны тем что у них есть. И потому применённая на Украине чтобы предотвратить кровь, эта схема через десять лет привела к ещё большему кровопролитию.

И всё-таки — мы победили…

Они победили…

Он вдруг — с ледяным ужасом, накрывшим его с головой понял, как правильно. Не мы — победили.

А они — победили…

Его винтовка — лежала в изголовье кровати, открыто. Он с ненавистью — посмотрел на неё.

Что будет дальше? А что — да всё то же! Место одних займут другие. После чего — все продолжится. Только будет намного хуже — потому что раньше были только слова. А теперь — пролилась кровь. Кровь пролитую не забудут, будут искать возможность отомстить. И найдут, отомстят…

Будут убивать. Ох, будут убивать. Чего говорить… если в Украине борются русский и украинский язык, то тут будут бороться два белорусских языка — наркомовка и тарашкевица[51]. А помимо русских и белорусских интересов — есть и поляки, причём если на Украину они претендуют лишь частично — то Беларусь они считают полностью своей…

А знаете, что самое плохое? Революция, которая заканчивается политическим соглашением — уже провальна. Украинцы это поняли уже — а сейчас на те же самые грабли наступает и родная Беларусь…

— Брат, чего сидишь… — прошёл мимо кто-то — иди, поешь…

На кухне — ему вывернули в пластиковую тарелку две большие поварёшки наваристого кулеша с мясом — надо сказать, не пожалели ни крупы, ни мяса, аж ложка стоит. Он кивнул, пошёл к свободному столику — места ещё были, рано…

За столиком — он сел рядом с Бычей, местным (это кличка у него была такая — Быча, ласковая). Дальше — сидели украинцы, точнее — днепровцы, он уже научился различать галичан и представителей городов Юго-Востока, харьковских и днепропетровских. Напротив — сидели хорваты… эти приехали добровольцами… он говорил с одним таким… работы нет, как санкции против России ввели, туристов намного меньше стало — а в костёле священник толкнул речугу о том, как забижают братьев по вере, белорусов, и тут же — в открытую сказал о том, что кто поедет — сто евро в день, деньги для Хорватии огромные. Сразу после субботней проповеди и записывали. Дали аванс — пятьсот евро, но больше пока ничего не выплатили.

Кого же тут только нет…

Здесь, говоря с людьми, он осознал ещё один фронт противостояния — православные против католиков. До этого он даже не подозревал, что в католических костёлах — могут вербовать на выезд в другие страны с целью поддержки массовых беспорядков. Но Лех, поляк — рассказал ему, что в Польше в какой-то момент наметился спад посещаемости костёлов — это в Польше то, которая католическая до мозга костей. И тогда католические «святые отцы» решили стать ближе к народу — их пастор вместе с ними, футбольными болельщиками, ходил и болел за краковскую Вислу, даже участвовал в драках после игры. Когда были события на Украине — участвовал в сборе денег и военного снаряжения для бандеровцев, и такое — было по всей Польше. В попытке привлечь молодёжь, быть ближе к пастве — пасторы превращались из поводырей в вожаков. Где здесь Бог? Неизвестно. Но Лех своим пастором гордился, говорил — вот такой мужик…

После таких вот разговоров — было очень тяжело. К нему проявляли доброжелательность, зная, что он из России спрашивали, как там, он отвечал то, чего от него ждали — про полицейский произвол, коррупцию, отсутствие прав. И ему было тяжело участвовать во всем этом, тяжело видеть, тяжело осознавать… как будто весь мир слетел с катушек, и кувыркается, катясь неизвестно куда. Все это… святые отцы, участвующие в драках футбольных хулиганов, свобода и Европа, бандеровщина, все это разноголосье, тем не менее, отлично понимающее друг друга… бьющее молотками по собственной стране, жгущее шины и коктейли Молотова, скачущее, что-то выкрикивающее… все это казалось ему стаей пираний, рвущих на куски привычный и понятный мир, где всё на своём месте и все на своих местах.

Быча — ткнул его локтем в бок

— Устал?

— Да…