С того момента, когда проснулся в кресле аэропорта, он смотрел на нее странным, настораживающим взглядом.
Взглядом человека, который что-то там такое решал про себя.
Нет-нет, не так!
Смотрел, как человек, уже принявший единственно правильное и неоспоримое для него решение.
Как-то так.
Невозможный мужчина. Сложный. Странный. Пугающий.
Слишком сильный и волевой, слишком напористый. Простой до удивления и сложный, непонятный.
И она понятия не имела, как с ним обращаться, и возможно ли вообще обращаться с таким мужчиной, и стоит ли вообще с ним обращаться, а не следует ли ей срочно бежать от него куда подальше сломя голову?
«Сломя голову», по всей видимости, с ней уже случилось, а бежать ей никуда не хотелось.
Она встретила его всего сутки назад и совершенно не знает.
Охо-хошеньки!
Вольский не спешил отправиться выполнять поручения Настасьи, а стремительно прошагал через коридор в свой номер, располагавшийся аккурат напротив ее номера, и рухнул спиной на кровать поверх одеяла.
Надо остыть и как-то уговорить себя, чтобы не вскочить немедленно и не помчаться к Насте. А он уже представлял, как ворвется к ней, схватит в охапку и уже никуда не выпустит, зацелует, затянет их обоих в водоворот, пока они не обессилеют.
Она смотрела на него с самой первой минуты испуганно, изумленно, весело, задумчиво. Распахивала свои невозможные темно-синие васильковые глазищи и смотрела. А у него замирало сердце.
Она казалась ему пичугой малой на его ладони, синичкой смелой, задорной, но настороженной.
И с характером. С еще каким характером.
А как она смеялась!..
Негромко, но звонко, заразительно, совершенно по-девчоночьи, искренне вся отдаваясь этому смеху, и запрокидывала голову назад, так что открывалась ее нежная бархатистая шея.
Им как-то с самого начала не удавалось держаться в рамках делового общения. Хотя она и старалась изо всех своих силенок воспитанной барышни из хорошей семьи, но он намеренно, продуманно и неотвратимо разбивал все эти ее тщетные попытки дистанцироваться.
Ему ужасно нравилось подтрунивать над ней, разыгрывать и наблюдать, как она так живо, так замечательно естественно реагировала и подхватывала все его «подачи».
Максим никогда не был дамским угодником. Да и ухажером был никудышным, честно говоря, может, оттого, что не было той особой девушки, за которой хотелось бы серьезно ухаживать и за чье внимание бороться, а может, потому что в большинстве случаев ухаживаний и не ждали сами женщины.
Хотя природа наградила Вольского внешностью своеобразной, типичной для решительных ребяток горящих девяностых, с подростковой «ходки на малолетку» находящихся в сложных отношениях с законом, это, как ни странно, нисколько не умаляло его успеха у женщин, а даже наоборот, только подстегивало их интерес.
Отчего-то ему всегда становилось неловко за женщин, откровенно и напористо начинавших предлагать себя или кокетничать напропалую с дальним и очень внятным прицелом, и всегда было их жалко такой настоящей мужской жалостью за эту их непристроенность в жизни. Он давно научился гениально уходить от подобных «атак» и держать нейтральную дистанцию, переводя дамочек в разряд хороших подруг, минуя интим.
Но все его взаимоотношения с противоположным полом были совсем иного порядка, чем эта их встреча с девушкой Настей в аэропорту.
Вот так получилось, и никто над этим не властен.
И слава богу, что не властен.
Вопрос в другом – принимаешь ты или не принимаешь те обстоятельства, которые тебе выпали, и как ты собираешься управляться с тем, что на тебя свалилось.
Все в общем-то просто.
Максим позвонил ей через три с половиной часа.
– Ты там уже передумала все свои важные мысли? – спросил он, словно продолжая недавно прерванный разговор.
– Те, которые следовало думать, да, – заулыбалась Настя, услышав его густой низкий голос, и так вдруг отчего-то обрадовалась.
– Ты не поверишь, но у меня есть одно весьма оригинальное и неожиданное предложение, – ей показалось, что он немножечко ворчал, и она снова улыбнулась. – Давай поедим, – высказал пожелание Вольский и, вздохнув, по-простецки добавил: – Есть хочется, аж спасу нет.
– Я сейчас спущусь! – подскочила с дивана Настасья.
– Та-а-ак, – наигранно строго остудил ее порывы Вольский. – Курсант Нестерова, нарушаем инструкцию о том, как нужно покидать гостиничный номер?
– Ой! – пискнула она, окончательно развеселившись.
– Вот то-то же, ждите прибытия командира! – распорядился он и отключился.
А Настена все улыбалась и внезапно поразилась, осознав, что успела за эти три с половиной часа по нему соскучиться. А потом улыбка медленно сползла с ее лица, сменившись выражением обескураженной задумчивости.
О господи, это что с ней такое-то сделалось?
Это она что, влюбилась?
Ошеломленная этой мыслью, прижав пальцы к губам, Настя плюхнулась обратно на диван, не глядя, куда садиться, и уставилась куда-то в пространство невидящим взглядом.
Ничего себе карамель!