Белые и черные

На следующее утро Шехтель положил на письменный стол начальника аккуратно подобранный список турнирных побед Алехина и счет его сеансов одновременной игры. Маленький оберштурмбаннфюрер и сегодня еще был не в духе; не поднимая головы, он внимательно просматривал принесенные ему страницы. Шехтель стоя глядел сверху на ровно расчесанный пробор начальника, пытаясь угадать свою сегодняшнюю судьбу. Но вот Шпак поднял голову от документов и внимательно посмотрел в глаза Шехтеля, как бы раздумывая, с чего начать разговор. Шехтелю не понравилось такое поведение шефа.

– Ну и что вы можете сказать обо всем этом? – четко, с расстановкой выговаривая слова, спросил Шехтеля оберштурмбаннфюрер, ударяя пальцами о бумаги. Тот выжидал с ответом, стараясь предугадать, какое направление разговора будет приятно начальству.

– Хорошо… играет, – промолвил наконец Шехтель, когда ждать дальше стало неудобным.

– Играет! – Воскликнул Шпак. – Лупит он всех, а не играет!

– Он же чемпион мира, – беспомощно развел руками Шехтель.

– А, кроме того, еще и русский! – добавил Шпак.

– Я… не совсем понял, – извиняющимся тоном произнес Шехтель. Это почему-то вызвало вдруг взрыв бешенства Шпака. Оберштурмбаннфюрер вскочил с кресла и, бегая по кабинету, начал грозно распекать Шехтеля. Тот испуганно вытянулся у письменного стола в стойке «смирно» и беспомощно следил глазами из-под пенсне за мечущимся взад и вперед начальником.

– Не поняли! Вечно вы чего-нибудь не понимаете! Надо соображать, все-таки не рядовой солдат, а штурмбаннфюрер. Вы не поняли, а мне за вас отвечать. Довольно. Слишком уж долго с вами церемонился! Пора кончать! На передовой линии фронта вы лучше научитесь думать! Там научат.

Постепенно гнев Шпака проходил. Шехтель не возражал ему ни слова, по опыту зная, что нужно выждать несколько минут, пока пройдет буря. Вскоре Шпак успокоился и, подойдя к письменному столу, заговорил в своем обычном тоне.

– Вчера звонил министр, – сообщил Шпак. – Там, – оберштурмбанфюрер поднял указательный палец правой руки куда-то вверх, – очень недовольны нашим решением относительно Алехина. И они правы. Что же получается: мы сражаемся с русскими на фронте, а в тылу один русский бьет всех немцев.

Шехтель внимательно слушал оберштурмбаннфюрера. Он мог бы сказать, что давно уже предлагал совсем иное решение, что он так и знал, что будут неприятности с этим Алехиным, но предпочел лучше помолчать.

Шпак сел за письменный стол и принялся перебирать принесенные Шехтелем бумаги.

– Вот смотрите: этот русский буквально разгромил всех немецких шахматистов – Земиша, Юнга, Рихтера. Мы говорим о величии немецкого народа, а что же получается? Позор! Можно представить, как все над нами смеются.

Шехтель продолжал смотреть в лицо Шпака, все еще не решаясь предложить вернейший выход.

– Майн готт! Вот еще. Ну, это уж совсем ни к черту не годится! Один Алехин одновременно играет против семидесяти пяти немецких офицеров. Правильно я понял? – спросил Шпак.

– Так точно! Согласно приказу фюрера о внедрении культуры среди командного состава армии, – доложил Шехтель.

– Нечего сказать, внедрили! Две ничьих, остальные проиграли. Хороша культура! – издевался Шпак. – Знаете что, ушлите-ка его куда-нибудь подальше.

– Алехин просит визу в Испанию, – сообщил Шехтель. – Хочет ехать в Америку играть матч с Капабланкой.

– Капабланка умер год назад, – язвительно сообщил Шпак, насмешливо посмотрев в лицо подчиненного. – Это к вопросу о внедрении культуры.

– Так, может, разрешите выдать визу? – спросил Шехтель, пропустив мимо ушей замечание начальника.

– Да, и немедленно. Пусть едет к… – промычал Шпак. Все было уже решено, можно было идти, как вдруг Шехтель остановился в оцепенении. Эта суматоха совсем выбила его из колеи. Как он мог забыть, ведь ему только вчера звонили о новом выступлении чемпиона. На послезавтра назначен сеанс Алехина, уже повешены объявления, вызваны люди. Собираются лучшие шахматисты немецкой армии. Что делать? Если отменить – будет большой скандал. В то же время этот приказ Шпака выдать визу. Ну и положение!

– Разрешите обратиться, господин оберштурмбаннфюрер, – решил после долгой паузы Шехтель. – Есть одно дело… я не знаю, как лучше его решить. – И рассказал о сеансе, о своих сомнениях. – Ума не приложу, что лучше: играть или отменить сеанс?

К его удивлению, Шпак спокойно выслушал сообщение.

– Сколько вызвали людей? – спросил он.

– Тридцать человек из всех частей.

– Опять он побьет всех? Опять будет разгром, – не то спросил, не то высказал свое мнение Шпак.

– Ну, уж нет! На этот раз наши постарались, – разъяснил Шехтель. – Собрали все лучшие силы, привлекли местных чемпионов. Потом мне рассказали еще об одном обстоятельстве. Алехин только что вышел из госпиталя в Праге. Чудно – в пятьдесят лет заболел скарлатиной! Еле живой выбрался, газеты уже сообщали о неизбежной смерти. Понятно, сейчас он в плохом состоянии и играть хорошо не сможет.

Шпак задумался, затем сказал: