Белые и синие

— Этот запрет касается всех, но не меня, — отвечала Диана. — Я сестра бежавшего заключенного.

Этот довод был, возможно, не очень убедительным с точки зрения правосудия, но в нем звучала логика сердца, перед которой так трудно устоять всякому человеку.

— Это другое дело, — сказал сержант пожарной команды, поднимая саблю. — Проходите, мадемуазель.

Диана вошла в ворота, к великому изумлению собравшихся, которые смотрели, как начинает разворачиваться новый виток драмы, и едва слышно шептали:

— Это сестра заключенного.

Ведь в Нантюа все знали, кем был этот узник и за что его посадили в тюрьму.

Папаша Россиньоль и тюремщик были поначалу в столь подавленном состоянии и охвачены таким ужасом, что ни мэр, ни полицейский комиссар не могли добиться от них ни слова. К счастью, комиссару пришло в голову дать каждому по стакану вина, и это придало папаше Россиньолю сил; он рассказал о том, как шестеро мужчин в масках ворвались в тюрьму, заставили его и надзирателя Ригобера спуститься в камеру и, захватив узника, которого доставили два дня тому назад, заперли обоих вместо него. Больше они ни о чем не знали.

Но Диане этого было достаточно; убедившись в том, что ее брата похитили Соратники Иегу (судя по тому, что папаша Россиньоль описывал похитителей как мужчин в масках), она выбежала из тюрьмы. Тотчас ее окружили люди, услышавшие, что она сестра заключенного, и хотели узнать о подробностях его побега.

Диана коротко пересказала им то, что узнала, с большим трудом вернулась к метру Рене Серве и уже собралась послать его за почтовыми лошадьми, чтобы тотчас же уехать, но вдруг услышала, как некий мужчина громко объявил, что подожгли канцелярию суда; это известие, так же как побег заключенного, привлекло внимание толпы.

В самом деле, только что на площади перед тюрьмой люди узнали почти все, что было возможно, а этот неожиданный поворот событий, несомненно, позволял строить новые догадки. Было почти ясно, что существует тайная связь между пожаром в канцелярии суда и похищением брата Дианы. Так же думала и девушка. Она поняла, что некоторые подробности о пожаре окажутся для нее полезными, и приказание закладывать лошадей замерло у нее на устах.

Время шло. Пробило восемь часов утра. Пора было предстать перед судьей, к которому у нее было письмо. К тому же необычные события в городке Нантюа служили для нее, тем более как для сестры, оправданием этого раннего визита. Диана попросила хозяина гостиницы проводить ее к г-ну Периньону (так звали председателя суда).

Господин Периньон был одним из первых разбужен двумя известиями, переполошившими весь Нантюа. Однако, будучи судьей, он первым делом направился в то место, что интересовало его больше всего, то есть в канцелярию суда, и вернулся за несколько минут до того, как ему доложили о мадемуазель Диане де Фарга.

Придя в канцелярию, он увидел, что пожар потушили; но огонь уже уничтожил часть папок с делами: их отдали во власть пламени. Расспросив привратника, он узнал, что секретарь суда около половины двенадцатого вечера заходил в свой кабинет вместе с двумя господами; привратник решил, что ему не стоит волноваться по этому поводу, поскольку секретарь уже не раз приходил по вечерам за судебными решениями, с которых он снимал дома копии.

Однако как только секретарь суда ушел, привратник увидел сквозь жалюзи канцелярии яркий свет. Не понимая, в чем дело, он поднялся туда и обнаружил огромный костер, пылавший возле деревянных этажерок с папками, стоявших вдоль стены.

Но он не растерялся, отделил горевшие бумаги от тех, до которых огонь еще не добрался, и, черпая кувшином воду из полного бака в погребе, в конце концов потушил пожар.

Храбрый привратник никого не заподозрил и решил, что это несчастный случай; но, поскольку огонь нанес большой ущерб, а благодаря его самообладанию, было, возможно, предотвращено еще большее несчастье, он, проснувшись утром, стал рассказывать всем об этом событии, и так как в его интересах было преувеличивать, а не преуменьшать свою роль в нем, то уже в семь часов утра весь город говорил, что, если бы не привратник, который едва не погиб в огне и чья одежда полностью сгорела, не только канцелярия, но, вероятно, и все здание суда были бы объяты пламенем.

Господин Периньон, увидев собственными глазами состояние кабинета секретаря суда, здраво рассудил, что за точными сведениями следует обратиться к самому секретарю. Поэтому он отправился к нему домой и сказал, что хочет его видеть. Ему ответили, что секретарь заболел ночью воспалением мозга и говорит в бреду только о мужчинах в касках, сожженных делах и украденных протоколах.