Белые и синие

Клебер немедленно и подробно уведомил об этом главнокомандующего. Он сообщил, что открыл местонахождение неприятельской армии; ее численность, вероятно, достигает тридцати тысяч человек, из них двадцать тысяч кавалеристов, а также известил о том, что на следующий день собирается атаковать все это скопище двумя с половиной тысячами солдат. Он закончил письмо следующими словами:

«Неприятель находится именно в том месте, где Вы хотели его встретить; постарайтесь не опоздать к празднику».

Шейху Ахера поручили доставить эту депешу; но равнина была наводнена связными неприятеля, и поэтому письмо было отправлено с тремя гонцами в разное время.

Бонапарт получил две депеши из трех: одну — в одиннадцать часов вечера, другую — в час ночи. Третий посланец бесследно исчез.

Бонапарт и не думал уклоняться от участия в «празднике». Было необходимо тотчас же ввести в сражение все силы и дать противнику решительный бой, чтобы отбросить грозное полчище, которое могло разгромить его у стен Сен-Жан-д’Акра.

В два часа ночи Мюрата выслали вперед с тысячей пехотинцев, легкой пушкой и отрядом драгун. Он получил приказ двигаться к берегам Иордана, где ему следовало захватить мост Иакова, чтобы не допустить отступления турецкой армии. Ему предстояло пройти более десяти льё.

Бонапарт выступил в три часа ночи, взяв с собой все, без чего могли обойтись осаждавшие, удерживая неприятеля в стенах города. На рассвете он разбил лагерь на возвышенности близ Сафарии и приказал выдать солдатам хлеба, воды и водки. Бонапарту пришлось избрать самую длинную дорогу из-за того, что его артиллерия и обозы не могли проехать по берегу Киссона.

В девять часов утра он снова двинулся в путь и в десять был у подножия горы Табор.

Здесь, на обширной Ездрилонской равнине, на расстоянии примерно трех льё он увидел дивизию Клебера численностью до двух с половиной тысяч солдат — она сражалась с обступавшим ее со всех сторон войском и казалась среди него черной точкой, объятой огнем.

Более двадцати тысяч всадников атаковали дивизию, то кружась вокруг нее вихрем, то обрушиваясь на нее лавиной; никогда еще французские воины, столько повидавшие на своем веку, не видели такого количества конников, двигавшихся, гарцевавших и наступавших на них; тем нее менее каждый солдат, чувствуя ногой ногу соседа, сохранял необыкновенное хладнокровие, зная, что в нем заключается единственная надежда на спасение; каждый, приберегая пули для всадников, поражал турок в упор, стреляя лишь тогда, когда был уверен, что попадет в цель наверняка, и колол лошадей неприятеля штыком, когда те подходили слишком близко.

Каждый солдат получил по пятьдесят патронов, но в одиннадцать часов утра пришлось выдать всем еще по пятьдесят. Французы произвели сто тысяч выстрелов, окружив себя грудой людских и конских трупов, и укрылись за этой жуткой кровавой стеной как за крепостным валом.

Вот что предстало перед Бонапартом и его армией, когда они вышли из-за горы Табор.

И тут из груди каждого воина вырвался восторженный возглас:

— На врага! На врага!

Но Бонапарт крикнул: «Стой!» — и заставил солдат выждать четверть часа. Он знал, что в случае необходимости Клебер продержится еще несколько часов, и хотел, чтобы сражение шло своим чередом.

Затем он построил шесть тысяч солдат в два каре по три тысячи человек в каждом, разделив их таким образом, чтобы они могли охватить всю эту дикую орду с ее конницей и пехотой стальным огненным треугольником.

Сражающиеся бились так ожесточенно, что ни те ни другие (как римляне и карфагеняне, которые во время битвы при Тразименском озере не почувствовали землетрясения, разрушившего двадцать два города) не заметили, как подошли две части армии, в недрах которой еще таились раскаты грома, но блестевшее на солнце оружие французов уже посылало тысячи молний, предвещавших близившуюся грозу.

Неожиданно послышался одинокий пушечный выстрел.

То был сигнал, с помощью которого Бонапарт предупреждал Клебера.

Три каре находились не более чем на расстоянии льё друг от друга, и их тройной огонь должен был обрушиться на двадцатипятитысячное войско.

Огонь грянул одновременно с трех сторон.

Мамлюки и янычары — одним словом, все всадники — закружились на месте, не зная, как выбраться из пекла, в то время как десять тысяч пехотинцев, несведущих в военной науке, стали разбегаться под огнем трех каре.

Все, кому посчастливилось попасть в промежуток между каре, сумели спастись. Час спустя беглецы исчезли, как пыль, развеянная ветром, оставив на поле убитых, бросив свой лагерь, знамена, четыреста верблюдов, бесчисленные трофеи.

Беглецы считали себя спасенными; те, кто добрался до гор Наблуса, действительно нашли там укрытие, но те, кто решил направиться к Иордану, откуда они пришли, столкнулись с Мюратом и тысячей его воинов, охранявших переправу через реку.

Французы убивали врагов до тех пор, пока не устали.