Хоть я и стояла спиной ко всем этим людям, склонившись к раковине, мне стало очень неловко. Притворяться больным человеком мне крайне не хотелось — по моему мнению, это не самый красивый поступок, но отступать я не могла. Даже в носу вдруг защипало.
Как я дожила до такого позора?
— Что с вашей подругой? — опасливо спросила администратор между тем у Ярослава.
— Уже все хорошо. Но будет плохо, если все это не прекратится, — сказал он. — Пожалуйста, уберите эту женщину. Она невменяема.
— Да, конечно, — растерялась администратор. — Я сейчас позову охрану, сейчас мы все отрегулируем, не волнуйтесь, пожалуйста. Уважаемые гости! — обратилась она к собравшимся. — Пожалуйста, пройдите к своим столикам. Вы сможете вернуться в туалет через 10 минут, а пока что просьба освободить его. Прошу прощения за неудобство, мы компенсируем вам его нашим фирменным кофе!
— А мы кофе не пьем, — сказала молодая мама тут же.
— Вам мы предоставим мороженый десерт, — быстро сказала администратор, пытаясь выпроводить зевак. Хоть их было не так много, но ненужного шума они создавали порядочно.
— У Сашеньки горло болит. Ему нельзя, — ответила тотчас мамочка.
— Тогда фруктовый, — внесла новое поспешное предложение администратор, которая не совсем понимала, что происходит, но явственно чувствовала, что все это не к добру. — Пожалуйста, покиньте помещение! Уважаемые гости! — И администратор стала вызванивать кого-то из коллег.
Народ, правда, уходить не хотел.
— А я не уйду! — завопила закусившая удила Татьяна, которая, видимо, всем своим существом чувствовала несправедливость. — Совсем малолетние засранцы обнаглели! И меня теперь оболгали!
— Да успокойтесь вы уже, женщина, — сердито сказала молодая мама, крепче прижимая к себе ребенка в комбинизончике. — Если девушке плохо стало, зачем себя так по-свински вести? Напридумывали невесть что.
— Так ты же сама их видела тут! — ахнула Татьяна. Что за скандальная женщина, а?
— Не тыкайте мне, пожалуйста, и не орите, когда я с ребенком, имейте совесть, — не полезла в карман за словом та. — И вообще, вы меня с толку сбили своими гнусными обвинениями. Когда я мимо проходила, между прочим, на девушке лица не было. Стояла бледная, как полотно. Покачивалась, бедняжка.
Ярослав, продолжающий стоять в дверях, кивнул, подтверждая слова молодой мамочки.
— Бедняжка? — пророкотала распалившаяся красноволосая скандалистка, у которой был весьма буйный характер. — Да шалава она, вот и все!
— Извинитесь, — голосом Ленского, вызывающего на дуэль Онегина, произнес Зарецкий. И тут меня посетила мысль, которая до этого не приходила мне в голову. Почему посетила в этот момент — тоже загадка. Никакой он не Ленский и даже не Онегеин! Он Зарецкий, и в "Евгении Онегене" тоже был свой Зарецкий — секундант Ленского. Насколько я помню, Пушкинский Зарецкий мог остановить ставшую кровавой дуэль между двумя друзьями, поскольку понимал, что все происходящее — недоразумение, но делать этого не стал, ибо:
"Умел он весело поспорить,
Остро и тупо отвечать,
Порой рассчетливо смолчать,
Порой рассчетливо повздорить,
Друзей поссорить молодых
И на барьер поставить их…".
Я тряхнула головой, прогоняя из головы некстати вспомнившиеся строки из великого романа в стихах, и подумала, что стоять просто так, пока мой ученик разбирается с сумасшедшими, я больше не могу. Нужно и мне что-то делать — бездействие меня сковывает почище железных наручников. Я развернулась и направилась к двери. В носу совершенно некстати что-то защекотало, и я совершенно машинально утерла его все той же тыльной стороной ладони.
— Перестаньте, пожалуйста! — попросила администратор, которая, видимо, уже не знала, как угомонить эту тетку, любительницу сладких духов и скандалов.
— И извинитесь, — влез Ярослав, не сдавший позиции и замерший на пороге. — Немедленно. Передо мной и перед моей подругой.
— Ярослав, не надо, давай просто уйдем, — тихо сказала я, подходя к нему сзади, и осторожно подергала за рукав, чувствуя себя идиоткой, которая опять врет, да еще и на публике. Он обернулся на меня, и глаза мальчишки стали большими, как у испугавшегося ребенка, рассказывающего родителям, что под кроватью живет жуткое страшилище. Вид у администратора стал еще более растерянный, впрочем, и у всех тех, кто еще не успел уйти из туалета и видел мою скромную персону позади Зарецкого.