Белые искры снега

— Ты чего? — угрожающе прошипела я.

— Того. Умойся, я же нас спасаю. Давай же, — поторопил он меня, и мне все-таки пришлось намочить лицо холодной водой. Что сегодня за день такой? Я скоро с ума сойду, как с поезда, и не вернусь обратно.

— И торчи у раковины, не оборачиваясь, поняла? Алло, поняла меня?

— Да.

— Ну и отлично. И ничего не говори, — напоследок велел он мне. — Я в тебя верю, тормоз, — напоследок похлопал он меня по спине, а я чуть не подавилась водой, случайно попавшей мне в рот.

Я только выключила воду, вытирая губы тыльной стороной руки, как Ярослав первым распахнул дверь, кажется, едва не попав по носу той самой тетеньке, которая была уверена в том, что в этой туалетной комнате происходят дикие непристойности.

— О, открыл, надо же! — оживилась тетка, переборщившая с духами. — Вы только посмотрите на него! Бесстыдник! Тебе сколько лет, блудник?

— А девушка где? — присоединилась к ней молодая мама.

— И правда, двое, охальники какие! — вклинился голос какого-то непонятно откуда взявшегося дедка интеллигентного вида.

— Выходите немедленно! Что вы там вдвоем делали? — вклинилась еще какая-то женщина. — Что вы устраиваете?

Зарецкий преобразился почти мгновенно. Из злого и слегка растерянного парня, прячущегося по туалетам от однокашниц, он вдруг превратился в гневно настроенного благородного юношу с голосом, который вполне мог бы принадлежать будущему праведнику и к речам которого была способна прислушиваться толпа.

— Ну что? — обвел он внимательным взглядом вех собравшихся у рукомойника. — Пришли поглумиться над больным человеком? — в голосе его было так много горечи, что не поверить ему было невозможно. Его неожиданные слова возымели странный эффект — все разом замолчали. Я даже закашлялась от неожиданности. Что он несет?

— В смысле? — крайне осторожно спросила администратор.

— В прямом, — твердо и уверенно отвечал Ярослав, показывая себя превосходным актером. — Что вы устраиваете? Взрослые люди, а похожи на свору детей, которая отбирает игрушку у того, кто послабее.

Я почти видела, как на его лице появилась сухая и совсем невеселая улыбка, какая бывает у несгибаемых революционеров около погоста — в моем представлении. И мне вдруг стало смешно. Что он несет? Совсем из ума выжил? И зачем я ему позволила продолжить этот балаган? Надо было просто выйти, ничего не объясняя, и все.

Я не выдержала и украдкой оглянулась. Зарецкий стоял ко мне спиной, опустив руки, сжатые в кулаки, чуть опустив голову и, кажется, глядя на всех собравшихся каким-то довольно-таки интересным взглядом.

— Вы о чем, юноша?

— Что случилось?

— Что происходит? — не ожидали такой реакции со стороны "охальника", спрятавшегося в туалете с девушкой, присутствующие. Даже орать перестали.

— Совсем уже совесть потерял? Что несешь? — не растерялась только лишь так самая боевая тетенька с красными короткими волосами, которой Ярослав нахамил в первое наше с ним совместное посещение туалетной комнаты. Она это прекрасно помнила и отступать явно не собиралась.

— Если бы вы были мужчиной, я бы вам врезал, — от души сказал Ярослав, еще больше ошарашив присутствующих, и я была с ним согласна. — Десять минут назад я ясно дал вам понять, что моей подруге плохо, и мне нужно дать ей лекарство. А вы собрали такой балаган, обвиняя нас черте в чем. Если сейчас ей из-за вас станет плохо и мне придется вызывать "скорую", я просто так это не оставлю. Я подам на вас в суд. — Его голос дрожал настолько, насколько должен дрожать голос очень оскорбленного, но крайне благородного человека, с трудом сдерживающего свой праведных чувства. Публика оценила этот его тон и ее симпатии мгновенно переместились к Ярославу.

Несмотря на всю напряженность ситуации, мне так захотелось смеяться, что я с трудом сдержалась, все так же стоя около раковины с распущенными волосами и мокрым лицом. Отлично, теперь он выставляет меня больной! Просто молодец парень, находчивый.

— Что-о-о-о? — белугой взревела красновласая любительница сладких духов, которую обвинили в полнейшей откровенной чуши. — Что ты несешь, окурок малолетний?! Совсем уже? Вы там кололись, что ли, со своей девкой?

— Пожалуйста, замолчите, — велел ей ледяным голосом обиженного в лучших чувствах человека Зарецкий.

— Тань, уймись, — перестала хихикать ее подруга, тоже поверившая Ярославу. Кажется, она слегка смутилась из-за поведения приятельницы. — Чего ты опять на людей бочку катишь? Видишь, там девушке было плохо, а ты развела тут базар какой-то. Окружающие тут же осуждающе зашушукались, глядя на эту самую Таню.

— Да врут они все! — разъярилась не на шутку тетенька и затопала ногами. — Эй, покажи свою больную девицу! Больна она, как же! Знаю, чем такие, как она больны! Извращенной фантазией, вот чем!

— Да замолчите вы уже, — направился на нее народный гнев. — Хватит уже про больного человека так говорить!

— Это у вас извращенная фантазия, милочка, — заметил дедок. — Если человеку плохо — помогите, а не устраивайте нелепый фарс.