Я обиделась. Вдруг вспомнилось, как Алсу рассказывала про своего дядю, который подарил ей на выпускной в школе ее тогдашнюю мечту — шарнирную дорогущую куклу с прекрасным фарфоровым лицом и черными блестящими волосами до талии. И который всегда привозил ей сюрпризы из многочисленных поездок. И который тепло поздравлял свою племянницу по праздникам, учил водить машину, пару раз прикрывал от матери после особо веселых вечеринок, где она перебирала с алкоголем, и даже как-то надрался за компанию с Темными Силами — они вместе пили за здоровье Алсу. А дядя Тим… Что он сделал в моей жизни? Высокомерно смотрел? Холодно улыбался? Отстраненно разговаривал? Какое он вообще имеет право вмешиваться в мою жизнь? Он, человек, который ничего обо мне не знает, кроме имени, даты рождения и еще нескольких фактов! Что у нас общего? Кровь? И что эта кровь дает? Да ничего! Абсолютным счетом ничего. Он чужой человек, и даже фамилии у нас теперь разные.
Мне стало вдруг так невыносимо обидно, что даже в глазах вдруг защипало, и только силой воли я не дала слезам показаться на ресницах.
— Оставьте меня в покое! — почти прокричала я.
Дядя Тим вздохнул. Он выглядел так, словно его маленькая собачка взбесилась и теперь тявкает на весь двор, конфузя перед соседями.
— Не оставлю. Иди в машину. — В его взгляде появилось некоторое недоумение — я явственно прочитала его, прежде чем родственник нацепил маску холодного отстраненного равнодушия. Это меня чуть-чуть приободрило. Неожиданные повороты опасны даже для большой машины.
— Не пойду, — опять проговорила я упрямо.
Он попытался взять меня за локоть, но я вовремя отпрыгнула. По-моему, запас терпения у Тима на пределе. Вот-вот сквозь серое стекло глаз прорвется ярость от неподчинения.
— Мне тебя за руку тащить? — проговорил он деланно спокойно, но голос дяди был таким, что спорить с ним хотелось все меньше и меньше. Голосом человека, который умел подавлять, делая это с какой-то непринужденной легкостью, неестественной для большинства людей. — Ты уже большая девочка.
Я хотела, было, ответить, однако мне не дали этого сделать. Да, неожиданные повороты имеют большую силу. Того, что произошло дальше, даже я не ожидала.
— Эй, мужик! — раздался позади нас знакомый, по-мальчишески самоуверенный голос. — Что нужно от девушки?
И я, и дядя Тим оглянулись. У меня в глазах вместо злых слез запрыгали вопросы. На лице родственника же было написано брезгливое изумление. Знаете, такое, словно он увидел разговаривающую палку и одновременно наступил в грязь.
Не знаю, кто и когда называл дядю Тима мужиком и обращался на "ты", но я отлично понимала, что посмевший сделать это, сейчас нехило огребет. Тимофей — не тот человек, который потерпит панибратства и пренебрежительного отношения.
Дядя Тим окинул глупого Зарецкого взглядом все того же человека с тявкающей породистой собачкой, за которой вдруг стал увиваться дворовый грязный пес с завалявшейся шерстью и хвостом-калачом. Тимофей словно думал, как его отогнать — ногой или пригрозить? Впрочем, свое внимание мальчишке дядя дарил недолго.
— А это еще кто? — более не смотря на Ярослава, а глядя мне в глаза, медленно спросил и без того не особенно добрый Тимофей. Я и рта не успела раскрыть, как Енот вновь выдал:
— Ты скоро? — скучающим голосом спросил он. — Мне надоело тебя ждать. Заканчивай, и пойдем, Настенька, — глумливо добавил Ярослав. Мне понадобилось мобилизовать все свои внутренние силы, чтобы контролировать мимику и не выдать своего изумления.
— Кто это? — повторил свой вопрос дядя с большим нажимом. И я знала, что он очень не любит спрашивать одно и то же дважды.
— Мой ученик, — тихо, четко произнося звуки, ответила я, вновь чувствуя на себе его неприятный давящий взгляд. Он как каменная глыба возвышался надо мной
— Какая разница, кто я? — одновременно со мной провозгласил Зарецкий, не чувствовавший опасности. — Я ее спутник. И я буду решать, когда и с кем она уедет. Ты… — тут он все же смешался, встретившись, наконец, взглядом с грозным Тимофеем. — Вы поняли?
Надо отдать ему должное — он не испугался, а схватил меня за руку. И мы вдвоем уставились на Тимофея.
— Что? — изумленно спросил дядя. Наконец-таки он смог проявить свои искренние чувства, впрочем, ненадолго. Конечно же, он справился с удивлением и раздражением. Дворовая собака посмела гавкнуть! — Что я должен понять?
— Что она для вас сильно молода, дядя, — дерзко отвечал Зарецкий, растерявший последние крупицы здравого смысла. Я попыталась заставить его замолчать, но Яр только сердито на меня глянул, мол, отстань, когда мужчины разбираются.